Отрочество - страница 5
Вернулись, наскоро ополоснулись после солёной воды. Местные-то ничего, привычные. Многие так даже и умываются морской водой, за нехваткой нормальной. А мы по прошлому году помним, как кожа от соли чесалась. Потом, знамо дело привыкаешь, но не вдруг и не сразу.
Завтракали у тёти Песи, и для разнообразия – не слишком запашисто. Я было удивился сперва за чеснок и такое всё, а потом только сообразил – нам же визитировать предстоит!
– Сперва в «Одесские новости» заглянем, – давал расклад Владимир Алексеевич, обстоятельно насыщаясь, – есть у меня там приятели. А там уже видно будет – им, местным, виднее.
– Я, может, по хозяйству помогу? – решил отстраниться Мишка.
– С чего бы? – удивился опекун.
– Я же не ваш, – засмущался Пономарёнок, – а так, просто…
– Глупости! – дядя Гиляй настроен решительно, – Я тебя не в высшее общество ввожу! Да и ты не босяк с улицы, а человек уважаемой профессии, что ж тут такого? И не спорь!
– Владимир Алексеевич? – удивился какой-то молодой человек на подходе к редакции, – Вы к нам!? Я должен это видеть своими глазами, а не через чужие пересказы!
И с опозданием:
– Здравствуйте!
– Здравствуй, Миша, – опекун протянул руку, – рад тебя видеть. Как в газете? Всё по прежнему?
– Если вы говорите за наш привычный хаос, царствующий над порядком, то да, – засмеялся Миша, – а эти молодые люди за вашей спиной?
Представили и нас, вполне по взрослому, без всяких там детскостей.
Швейцар на входе заулыбался в бороду, и нарочито отвернулся, пропуская нас. В холле шумно беседовали двое, и дядя Гиля, сделав страшное лицо и приложив палец к губам, начал подкрадываться.
– Попался! – страшно прорычал он, обхватив одного из спорщиков сзади и подымая в воздух, – Коварный соблазнитель чужих жён!
Схваченный заверещал зайцем и принялся лягаться, впадая в панику. От позора мокрых штанов его остановила только реакция окружающих – хохот заместо бросания на помощь.
– Гиляй? – неуверенно сказал подвешенный, тут же поставленный назад, – Ну кто ж ещё, а?! Здорово, чортушко буйный!
Пообнимались, посмеялись, и как-то само собой – раз! И толпа в холле. А наверх орёт кто-то:
– Гиляй приехал! Владимир Алексеевич!
Загудело! Такой себе праздник с хи-хи и воспоминаниями. Вниз сперва все, потом той же толпой вверх. Гомон, рукопожатия, нас представляют, визитки десятками раздаём и получаем. И всё так – шумно, напористо, очень по репортёрски. Вопросы, вопросы… обрывки историй старых, и снова – раз! Тоже самое, но под другим углом спрашивают.
С подковырками и без оных, но непременно рвано всё, кусками. Друг дружку то перебивают, то сыграно так – командой.
О жизни вообще и с дядей Гиляем в частности. О творческих планах – ну да это больше Саньке, хотя и у меня спрашивали.
Я уж на што привык самую множечко, а Мишке каково? Ажно глаза закатываться начали предобморочно – от передозировки впечатлений, значица. Я его за себя задвинул, и огонь на себя!
– … почему именно на Молдаванке? – интересуется пожилой… хотя какой пожилой? Ровесник дяди Гиляя, но таки да! Пожилой! Он, а не дядя Гиляй. Тот ещё ого-го, а не отдышка и ожирение!
– А почему бы и не да? – парирую я, обмениваясь визитками с редактором и ведя с ним параллельную беседу, всё больше мимикой и руками.
– Странно просто, – жмёт тот рыхлыми плечами, можно снять квартиру и в более приличном месте.
– А оно мне надо? Приличное? Я по лету хочу босяком иногда побыть, а не приличным молодым человеком, потеющим в жарком костюме. Полуприличного хватит!