– Андрей…
Они не поздоровались, как будто расстались сегодня.
– Ты как живешь?
– Я не одна. Теперь не «я», а «мы», – ответила она с улыбкой.
– А кто у тебя?
– Со мной человек, пять килограммов.
– Это как? – он будто отупел вмиг.
– Очень просто. И не просто.
– Кто родился?
– Парень. Здесь вариантов всего два.
– Как бы мне его увидеть?
– А зачем? Не сворачивай кровь ни мне, ни себе.
– Но сын-то мой.
– И спасибо тебе.
– Я себе места не нахожу.
– И здесь не найдешь. Оттуда сюда тянет, отсюда туда будет.
– А ты как одна?..
– Я не одна – говорю же…
– … Растить.
– Нам много не надо.
– Я вам помогать буду.
– Я знаю, что ты есть, и мне этого достаточно.
– Мне без тебя совсем хреново. Не могу я так. Разреши хотя бы звонить тебе.
В это время сын захныкал, а потом закричал в голос.
– Ну все, у нас истерика по графику, – крикнула Вера в длинную трубку.
– Как зовут-то его?? – пытался перекричать Андрей.
– А? Что? – она уже ничего не слышала. Повесила трубку. И не слышала, как он сказал «люблю».
Потом весь день страдала. Ну пусть бы приехал. Почему она думает о его детях? Об ее сыне кто подумает? Детей Андрея ждал весь мир – мама, папа, бабушки, деды. Ее сына не ждал никто, кроме нее. А чем он хуже? Он и так родился с прочерком вместо отца.
Потом Вера подумала – нет, все правильно. Зачем ей его половина? В середине жизни уже целого не получить. А Андрей ей нужен целиком, либо никак.
***
Родился Сережка в самом начале перестройки. Страна перестраивалась. Кто-то наживался на переделе государственной собственности. Для отвода глаз ее раздали людям бумажками. Ваучерами. Ты собственник. Живи не хочу, дивиденды получай. По базару, где прямо с земли на клеенках торговали варёнками, китайскими «адидасами» и «монтанами», ходили мужики с картонными табличками на груди «Куплю ваучер». «Зачем он им нужен?» – думала Вера. А мужики, не задумываясь, продавали свою долю государственной собственности за бутылку водки. Выпил и забылся на некоторое время. А то и навсегда, если паленая попалась.
Деньги «живые» перестали платить. Ее строительная контора успела превратиться в АО и раздать сотрудникам акции. А потом сразу обанкротилась. «Шарага развалилась», – так говорила Верина сотрудница. Стройки превратились в долгострои. Все кругом застыло и зияло пустыми черными глазницами. Кому нужен этот несуразный громадный дом культуры в центре города, когда людям нечем кормиться?
Вера осталась без работы. Страна перестраивалась – люди ломались. И не было никому дела до двух отшельников, живущих в однокомнатной малогабаритке. Они были слишком малогабаритными для такой огромной страны. Всего лишь одна клетка в штатном расписании, которую можно перечеркнуть. Всего одна клетка в многоквартирном доме, которая сливается с сотней таких же. Появились в обиходе новые фразы: «твои проблемы», «вам никто ничего не должен», «человек человеку волк».
Вера потыркалась в поисках работы. Но нигде никто не требуется. Безработица, безысходность, безальтернативность, безденежье. В это время все было «без». И она осталась без всего. Как пешка на шахматной доске – их много, и их не жалко. Они служат для фона.
Вера пошла в соцзащиту за пособием матери-одиночки. Как всегда, в окошечко. Кассирша в окошке ей сказала:
– Денег нет.
– Как нет денег? – не поняла Вера.
– А так, не перечислило казначейство. Нет денег в стране.
– Когда будут? – Вера не понимала, что государство способно оставить ее без куска хлеба. – Завтра, послезавтра?
