Марк расхохотался. Исповедь Знаменского, начавшаяся так трагично, наконец получила более лёгкое продолжение.
– Дальше я знаю, можешь опустить эту часть!
– Ну я был вынужден, – Стас театрально развёл руками и тоже рассмеялся.
Историю про то, как Знаменский развёлся со второй женой, знали несколько человек, включая Шатова. Устав от её представлений о семейной жизни, Стас попросту собрал её вещи и отправил с водителем на её старую квартиру. Сам поменял замки у себя и улетел на зиму в Тайланд, оставив ей записку в издевательском стиле, что уезжает в экспедицию и не знает, вернётся ли, просит его не ждать и устраивать свою личную жизнь. Подписал «Твой Амудсен».
– Только ты знаешь не всё, Марк. – Стас интригующе улыбнулся, открыл пакет стоявшего на столе ананасового сока и налил в стакан.
– Твою мать, Знаменский, если ты хочешь мне в десятый раз рассказать про свои тайские приключения, вечеринки с трансвеститами и твои недельные загулы на Уолкин стрит, то уволь, я не хочу этого знать! – Марк поморщился, как от зубной боли, но то, что он услышал дальше, было совсем неожиданно.
– Нет, я хотел рассказать тебе, как познакомился с третьей женой.
Теперь Шатов потянулся к хьюмидору и достал толстую Cohiba в жестяном футлярчике. Стас терпеливо дождался, пока Марк прикурит её от длинной спички, громко втянул ноздрями выпущенные им кольца дыма и налил ещё по одной.
– За женщин! – подмигнул он и опрокинул в себя содержимое. Марк повторил.
Часы на стене мерно отстукивали секунды, комната закутывалась в сизый дым, который медленно пританцовывая вдоль стен, поднимался выше, становился прозрачней и наконец медленно, с достоинством втягивался в вытяжные щели вентиляции.
– Я весь превратился в слух, – проговорил Шатов.
– Ну историю про Тайланд ты знаешь, полгода я там прожил… Тогда у меня уже трёхэтажный офис в Москве в собственности был, аренда шла, а я в шампанском там купался. Ты прав, по вертепам я там набегался, но не только. Как-то месяца через три после приезда полетел в Гонконг, там у меня друг детства жил. Он искусствовед, работал тогда в Гонконгском музее искусств, я-то далёк от этой темы был, но Рустам рассказывал интересно, увлечённый человек, чего говорить… Так вот, там как раз выставка международная затевалась, в их музее, он меня туда и притащил.
Глаза Знаменского блестели, он увлечённо рассказывал, и казалось, что он заново переживает события. Он давно уже снял пиджак и, рассказывая, энергично жестикулировал руками:
– Там я Лизу и встретил. Как в кино, кругом азиаты, несколько чернокожих и она, как белый лебедь среди рябчиков… Хороша была непередаваемо. А ты представляешь, я в Азии три месяца! Как обухом по башке! Хотя чего я тебе-то рассказываю? – рассмеялся Стас, – ты у нас человек непоколебимых семейных ценностей!
Марк ухмыльнулся.
– Не, ну правда, ты молодец! Я не такой! Никогда вот так, как ты, не мог! Хотел, но не мог. Меня один их взгляд убить может, вот так посмотрит оценивающе, затуманенно – и пропал! – хохотал Знаменский. – А у тебя всё основательно: жена, дети, дом вот, как крепость, и всё как-то понятно, уютно, тепло. Молодец!
Марку было неприятно направление разговора, но он не подал вида и сделал попытку вернуть беседу в русло приключений Знаменского:
– Стас, мы уходим от темы. Я вообще стал терять нить разговора.
– А я сейчас подведу к теме, прости… Прости, старик! – он похлопал Марка по плечу и продолжил – Так вот, выяснилось, что она коллега Рустама, зовут Елизавета, коренная москвичка. Они когда между собой говорили, я заслушался – такая умная баба! Манеры, разговор, внешность – я понял сразу, моё!
