– И вы будете по-прежнему утверждать, что это я выбрала ее ненавидеть? Или же все-таки она сделала все для того, чтобы я ее ненавидела?
– Я могу сказать, зачем ваша мама так с вами поступила.
В глазах девушки – изумление, недоумение, вопрос.
– Я скажу, зачем она это сделала, – повторяю я. – Хотите?
(Господи, помоги мне сейчас скальпелем жесткого слова разбудить ее, вскрыть нарыв.)
Не дождавшись ответа, я немного помолчала, настроилась, чтобы включить в свой голос и в интонацию эмоции девушки, ее боль и отчаяние, потом произношу:
– Ваша мама видела, как плохо вам, ее дочке. Она видела, как каждую клеточку души ее любимого ребенка раздирает от невыносимой боли из-за предательства дорогого человека. И тогда мама решила сделать дочке еще больнее, прямо изо всех сил – удар! Еще удар! Получай, дорогая!
Девушка отступила от меня в ужасе:
– Вы в своем уме?! Да нет же! Нет!
– Конечно, нет, – сказала я уже спокойным голосом.
Девушка трясет головой, прижимает к вискам указательные пальцы. (Неужели мне удалось разбудить ее разум?!)
Пауза. Я задаю вопрос:
– Так почему мама пошла тогда на этот непростой для нее разговор?
– Не знаю.
– Подумайте. Вам тогда сколько лет было?
– 14.
– А маме?
– 36… Нет… 37.
– Молодая женщина, преданная мужем. Мужчиной, который, благородно простив ее 18 лет назад, бросил сейчас, разрушил семью, предал жену и детей. Может ли она быть уверена, что история 14-летней давности не всплывет в лживом свете?
– Нет…
– Так зачем она это сделала?
– Чтобы уберечь меня?
(Полуутверждение/полувопрос… – начинает размышлять девочка… Ну же, давай, давай! Сбрасывай с себя лживый мóрок, освобождай свой разум от хитроумного вранья!)
– Мама стремилась уберечь вас… от чего?
– От лжи.
– Потому что?..
Пауза. Девушка молча смотрит на меня.
– Потому что… очень любит меня…
Пауза.
– …И потому что она хотела, чтобы я… услышала ее версию.
Пауза.
– …И потому что она надеялась, что я ее пойму, а я…
Девушка всхлипывает. Вокруг нас по-прежнему тишина. Все молча наблюдают эту сцену.
– Вас как зовут?
– Даша. Мама всегда называла меня Данечкой… И сейчас так называет. А я психую…
Даша достает из сумочки бумажный носовой платок, высмаркивается. Смотрит мне в глаза. (Взгляд хороший. Пытливый. Вдруг на лице появилась тень. Раздражение.)
– Но почему мне никто за эти четыре года ничего такого не сказал?! Зачем было разбирать мамину «фигуру» все это время?! Зачем?
(Девочка моя, ты – очередная жертва разрушительной техники «фигура матери» – неиссякаемого источника прибыли для практикующих ее.)
– Вы же сегодня слышали, как я разбивала в пух и прах современную популярную чушь про «детские травмы»?
– Конечно, слышала! Именно это меня и триггернуло. А теперь я вижу, что все эти годы психолог меня разводила, как дуру последнюю!
(Опять начала заводиться.)
– Не советую переключать свою ненависть на другой объект. От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Помните такое правило?
Кивнула.
– И еще помните: бесполезно меняться каютами на «Титанике», когда он тонет. Спастись можно, только сев в шлюпку. Поэтому не надо перемещаться из каюты в каюту на тонущем корабле под названием «ЧУШЬ». Главное – вам больше не нравится быть жертвой этой чуши.
– Так что делать-то мне? – на глазах Даши опять появляются слезы. – Как мне теперь жить с этим? Я маме так много боли принесла!
– Ну вот! Теперь и себя объектом для ненависти сделали. Как же вам в этой чуши жить-то нравится!
