Моя щедрость – на зависть царям,
Как награда за боль и тревоги.
Теплым вечером млеет заря
Над березой у сонной дороги.
Радость перевоплощается в щедрость, как награду «за боль и тревоги».
Такое бескорыстие, такая доброта, такая беззлобность в душе реального сумрачного человека Борисова!
Я тоску под осенним дождем
Промочил и снегами забросил,
И с тех пор мы мучительно ждем,
Долго ждем, когда кончится осень.
Свою ненависть отдал врагу,
Сад украсил я нежностью легкой,
А печаль в деревянном гробу
Опустил под «аминь» на веревках.
Всё то, что мешает свободному восприятию и пониманию отношения природы и человека, он отметает напрочь: «Я тоску под осенним дождем Промочил и снегами забросил», «свою ненависть отдал врагу», «а печаль в деревянном гробу опустил под „аминь“ на верёвках». Взамен этого он свой сад украшает «нежностью лёгкой».
Моя жизнь, словно краски холста, —
Для того, чтобы все могли видеть.
Оттого, моя правда чиста:
Никого не забыть, не обидеть.
И жизнь его становится похожей на яркие «краски холста», чтобы их «все могли видеть», а смысл чистой правды заключается в том, чтобы «никого не забыть, не обидеть».
Мое счастье в зелёном пруду
Позапуталось в тине замшелой.
Я к пруду непременно приду
И нырну за ним с камнем на шее.
И всё же его мечты останутся мечтами, как и «счастье в зелёном пруду», позапутавшееся «в тине замшелой».
Результат всего этого – полное растворение автора в природе. Он и к пруду идёт не любоваться, а навсегда, «с камнем на шее», нырнуть за своим счастьем.
Интересно, что в стихотворении, там, где автор выступает только от себя, стихи звучат оптимистически, а где звучат множественные нотки, они выражают прямо противоположное настроение.
Всё стихотворение воспринимается как гимн природе, светлой и полнокровной. Этого автор добивается яркими метафорическими образами, которые поражают своим количеством и оригинальностью. Вот некоторые из них: «По заснеженной царственной сини», «Моя радость под солнцем росой Засверкает в нехоженых травах», «Теплым вечером млеет заря», «Я тоску под осенним дождем промочил и снегами забросил», «Сад украсил я нежностью легкой», «Моя жизнь, словно краски холста», «Моё счастье в зеленом пруду позапуталось в тине замшелой».
Такой видит автор свою Россию, по которой разбросал он себя и свои поэтические образы, полные внутренней красоты, чуткой и трогательной силы и духа петербургской поэзии.
Это несомненно очень талантливое стихотворение, от которого на душе становится легко и проникновенно.
Весь пафос внутренней жизни Борисова – интимное таинство границ между двумя мирами – воображаемым и реальным. Он и был человеком, живущим на грани миров.
Не обошла стороной восемнадцатилетнего юношу Юру и его первая любовь. Как вспоминает его сестра Ольга, девушка по имени Нина была «наша, с Петроградки», «очень красивая, стройная блондинка с голубыми глазами и тонкими чертами лица». «Она часто заходила к нам домой (на Малую Посадскую улицу), но спустя какое-то время, не знаю причины, Юра с ней расстался».
Второй его любовью была девушка Валя, с которой он познакомился на вечеринках друзей, где звучали романсы, читались стихи. Они собирались в коммуналках где-нибудь на улицах Малой Посадской, Моховой, Рубинштейна, Пестеля, Чайковского, в конце концов, на Невском проспекте, где жили соответственно Юрий Борисов, Валерий Агафонов и дружески настроенные к ним молодые петербуржцы.
