Обозленный Горгулья тряхнул рукой, и Хани отлетела в сторону. Пролетев полплатформы, она упала на груду продуктов и ударилась плечом о металлический стеллаж. Кажется, от боли она на миг отключилась, но когда снова открыла глаза, в них полыхала ненависть.
Горгулья подошел к Отмороженной. Та не на шутку напряглась при виде тучи ос и особенно шершней: некоторые, особенно крупные, были размером с большой палец Новы, а их укус причинял дикую боль, как ожог раскаленной кочергой.
Отмороженная ткнула пальцем в Хани.
– Отзови их, – потребовала она, пытаясь перекричать жужжание, – Сделай, чтобы он убрались, или это будет расценено как нападение на Отступника при исполнении, да еще и с применением сверхспособностей.
Хани с трудом села.
– Отзову, как только он поставит ульи на место, туда, откуда взял!
– На место? – с интересом переспросила Отмороженная и обернулась в Горгулье. – Где ты их нашел?
– У нее там комната, в нескольких сотнях футов отсюда. Типа старого чулана. А там полно этого всего.
– Хм, В случае с Одаренной, имеющей власть над пчелами, – Отмороженная наклонила голову, – думаю, что это можно квалифицировать, как хранение смертельного оружия.
Хани испустила крик отчаяния.
– Это мои дети! А вы отнимаете их дома – дома, по праву принадлежащие им!
– Я требую, чтобы ты отозвала своих деток прочь, и сейчас же, – парировала Отмороженная. – А не то твоим следующим домом будет камера в спецтюрьме Отступников.
Хани уставилась на нее (Нова заметила, как она дрожит), потом сверкнула глазами так, что, казалось, воздух над платформой и путями загудел от напряжения – хотя, возможно, это было жужжание пчел, продолжавших атаковать непробиваемую шкуру Горгульи.
Нова могла сказать по лицу Хани, что соблазн борется в ней с сомнением.
Да, она не смогла одолеть Горгулью, зато Отмороженная была уязвимой мишенью для ее смертоносных ос. Нова не могла не согласиться – приятно было бы взглянуть, как Отмороженная корчится от уколов сотен ядовитых жал.
Да только удовольствие было бы недолгим: Горгулья в один миг схватил бы Хани и либо убил ее на месте, либо арестовал.
Дело того не стоило – и Хани, кажется, тоже это поняла. Выпрямившись во весь рост среди битых банок и мятых коробок, она расправила плечи и взмахнула рукой.
Насекомые, как единое целое, разом поднялись в воздух и, развернувшись, устремились в туннель.
Дождавшись, пока они скроются, Отмороженная кивнула Горгулье.
– Уничтожь это.
Нова ахнула, но этого никто не услышал, так оглушительно завизжала Хани.
Побросав ульи на землю, Горгулья принялся методично крушить их массивными каменными ножищами.
В криках Хани сначала слышался гнев, потом отчаяние. Заламывая руки, она беспомощно смотрела, как разрушают ульи – многие пчелы и трутни даже не успели из них вылететь. Ее тело сотрясали рыдания. Хрупкие, как бумага, ошметки стен летели во все стороны. Трупики насекомых и оторванные пчелиные крылья ковром усеяли цементный пол.
Все это время Горгулья не переставая улыбался. Это была жестокая улыбка ребенка, попробовавшего с хрустом давить ногой жуков и нашедшего в этом садистское удовольствие.
Нова все сильней сжимала зубы, пока не заныли челюсти. Она переводила взгляд с Хани на Ингрид, с Цианида на Фобию, но ни один из них не шевельнулся, чтобы остановить Горгулью.
Любая такая попытка была бы расценена как нападение на Отступника и послужила бы поводом для задержания. Приняв много лет назад предложение Цианида, Отступники ясно дали понять, что больше Анархистам ничего не сойдет с рук.
