– Ерунда, – возразил мужчина лет пятидесяти, седовласый, голубоглазый и подтянутый, в противоположность своему толстому собеседнику, – таких мишеней на охоте не бывает.
– Ну ладно тебе, Кристофер. – Толстяк скорчил гримасу. – Вечно ты. Признай, отличный бросок.
– Для пианиста, но не для настоящего охотника.
– Чего ты хочешь? – прозвучало раздраженно, хотя без малейшего намека на злость.
Кристофер посмотрел вниз, на бокал шампанского в своей руке и, слегка поболтав остатки, залпом осушил его.
– Видишь вон то дерево? – Он указал за спину своего собеседника рукой, в которой держал пустой фужер.
Тот обернулся:
– Ну?
– Вернее, ту самую нижнюю ветку, что …
– Уильям! – крикнул толстяк в направлении группы молодых людей, сосредоточившейся неподалеку, и, увидев, что его зов достиг цели, махнул рукой. – Иди сюда!
От шумной компании отделился юноша, автор того самого броска, который, по всей видимости, сейчас и обсуждался большей частью мужской половины. Юноша понимал, что его бросок заслуживал уважения и, подойдя к двум пожилым мужчинам, посмотрел на них горящими глазами, ждущими заслуженной похвалы.
– Видишь вон то дерево, сынок? – указал подозвавший к себе юношу.
– Да, папа, – четко ответил молодой человек, проследив взглядом за вытянутой рукой. Выражение его лица осталось прежним, но глаза немного потускнели.
– Мистер Оуэн хочет, чтобы … – толстяк повернулся к другому мужчине, предлагая продолжать.
– Уильям, малыш, – рука Кристофера нежно обняла юношу за плечи, – та, самая нижняя ветка, что под прямым углом отходит от ствола, видишь её?
– Да, сэр.
– 10 ярдов, Я хочу, чтобы ты доказал, что являешься настоящим охотником.
«Вообще-то, мне ближе медицина» – вертелось на языке, но юноша воздержался от комментария, разумно полагая, что добьется этим лишь неодобрительного взгляда своего отца. Кроме того, людей, находящихся в слабом подпитии, обыкновенно трудно бывает переубедить, а именно в этом состоянии пребывали сейчас Кристофер Оуэн и Боб Паркер.
Впрочем, если снабдить свой взгляд атрибутом внимательности и слегка осмотреться, то легче было бы сосчитать людей, которые в данный момент в таком состоянии не находились.
Большое количество строго одетых джентльменов и дам в роскошных платьях, утолив полуденный голод, в настоящую минуту заслуженно отдыхали. Часть продолжала сидеть за столиками, аккуратно расставленными на окраине обширной лужайки и скрытых прохладной вуалью шепчущихся деревьев, а часть, кто парами, кто в одиночестве, наслаждалась неспешным променадом, в беспорядке блуждая по зеленому бархату поляны.
Скопление женщин, большей частью немолодых, собравшихся справа от места недавнего потчевания, являло собой весьма умиротворенную картину: заслуженные дамы света, окруженные особами, только-только начинающими знакомиться с этой частью своего бытия, пытались превзойти друг друга в искусстве сплетен и слухов. Всё это делалось с таким умением и мастерством, что не оставалось ничего другого, как жадно впитывать самые пикантные моменты светских интриг.
Чисто мужское общество, разбитое на небольшие группы, располагалось слева. Расстегнутые, а иногда и вовсе снятые пиджаки, перекинутые через руку или плечо, руки, отягощенные неполными бокалами разной выпивки, рассеянное внимание, в сочетании с искренним желанием не дать обнаружить своего безразличия к обсуждаемой теме – всё это, и ещё, по всей вероятности, непристойные, если не сказать пошлые, анекдоты, хоть как то спасающие от атакующей дремоты, в легких штрихах давало представление о положение дел в лагере менее прекрасной половины человечества.
