Сборы и совещания длились более недели, и всё это время, глядя на старших умельцев, я набирался практического опыта.
Однажды я вышел из нашей «мастерской» и увидел на плацу большое скопление полковников и генералов. Все они были в каракулевых папахах, а генералы выделялись ещё и блестящими золотистого цвета погонами и красными лампасами. Один генерал-лейтенант обратился к группе военных со словами: « А где здесь полковник Перегудов?» « Я здесь, товарищ генерал-лейтенант», – отделился от группы грузный полковник и не спеша направился к генералу. Однако последнего в этом что-то не устраивало, и он резко скомандовал: « Полковник Перегудов, отставить движение. Слушайте мою команду: – Кру-гом! Строевым шагом на своё место марш!» Полковник, подтянув живот, зашагал было назад – к группе офицеров. Но тут снова раздалась команда: « На месте шагом марш – стой!» И снова: «Кру-гом! Полковник Перегудов, ко мне бегом марш!» И тот, тряся животом, на полусогнутых ногах засеменил к генералу. А, приблизившись, как мог чётко отрапортовал: « Товарищ генерал-лейтенант, полковник Перегудов по вашему приказанию прибыл!» Только после этого генерал несколько успокоился, и уже на добрых тонах начал беседу.
…Тогда-то я и вспомнил майора Эрлиха, который с блеском глаз занимался со мной «строевой подготовкой», когда я, будучи дневальным по батальону, стоял у тумбочки с кинжалом в ножнах, висящим у меня на поясе. И лишний раз убедился, что нахожусь в армии.
Командир третьего танкового батальона майор Летянин, хотел бы он таким слыть или нет, но, на мой взгляд, как никто другой, был что называется «марафетчиком». Особенно это проявлялось, когда ожидался приезд вышестоящего командования.
Перед этим с раннего утра по его заведомо предварительному приказанию в батальоне наводился лоск. В казарме каждый день, пока личный состав на утренней прогулке, моется пол: сначала шваброй с тряпкой, потом щёткой с длинной ручкой смазывается разведённой в воде мастикой. Затем, когда мастика подсохнет, половые доски натирают другой, специальной щёткой, надетой с помощью петли на ступню. И, в конце концов, пол убран и чист. Но перед смотром у майора Летянина пол в казарме блестит по-особому, укрошая своим блеском не только казарму, но и каждую доску, отполированную солдатской ступнёй. По такому случаю стелется ещё и дорожка почти на всю длину казармы, на которой не должно быть «ни соринки, ни пылинки».
Двухъярусные кровати, словно парадные кремлёвские воинские подразделения, выстроены по линии и заправлены с особой тщательностью: на каждой из них постель, покрытая простым солдатским одеялом под прямым углом, подчёркивая изящную сноровку по доведению постелей до требуемой кондиции.
А когда уже наведён идеальный порядок, и дневальный солдат, готовый к любым распоряжениям, замирает с незабвенным кинжалом на боку у тумбочки в положении «смирно», не дай бог, кто-нибудь из личного состава появится в рабочей танковой робе в казарме, – сухопарый майор Летянин тотчас, словно вспугнутая птица, срывается с места, устремляясь навстречу нарушителю, и выкрикивает: «Отставить движение! Назад, приказываю – назад!», побуждая немедленно скрыться из расположения батальона!
Такое нервное напряжение сохраняется до тех пор, пока заезжий генерал не удалится с территории полка. А чаще всего бывало, что генерал вообще проезжал мимо.
