Отвергнутая жена - страница 18

– Мне жалко вас и малыша тоже. Он так ревел с голоду, только после молока стих- парень присел на корточки и взялся за прутья.

– Ты ведь знаешь, что я – ведьма.

– Знаю, – взгляд Герберта стал очень серьёзным, – Но вы женщина, тем более мать. Я не могу не помочь.

– Вот как. Спасибо тебе, – Люция осторожно забрала свертки из рук Герберта – лишь бы только не прикоснуться к нему ненароком, не задеть случайно рукой. Но парень сам тихонько сжал ее запястье, будто надеялся успокоить.

– Утром будет суд. В замок приедет градоначальник.

– Быстро.

– Вас хотят сжечь на костре и малыша тоже.

– Я знаю.

– Розен, то есть барон, надеется, что Зенона можно отстоять молитвой.

– Я так не думаю. Моему мужу плевать на нас с Зеноном.

– Вы ошибаетесь, сын, это же…

– Нет, я не ошибаюсь, – голос Люции чуть дрогнул, она поспешно отвернулась, чтоб не показать проступивших вдруг слез.

– Решетку можно погнуть. Я сам родом с той стороны границы. Барон туда никогда не рискнет поехать. До границы часов восемь пути, не больше. Вы сможете столько проехать верхом?

– Я? Ты способен рискнуть жизнью ради меня?

– Да, – кивнул страж, – Только я не знаю, как поступить с малышом. Мне его не выкрасть. Может быть, вы передадите записку служанке? Я бы отнес вместе с молоком.

Люция на секунду засомневалась. Сбежать, забрать с собой сына. Слишком большой риск. Зенон слишком мал. Он может не перенести дороги. Да и Розен, что, если он догонит? Тогда их с сыном уже никто и ничто не спасет. Риск слишком велик.

– Я не могу рисковать… тобой. Просто отнеси молоко моему мальчику, прошу тебя

– Вас ждет костер. Я готов помочь сбежать. Просто так, ничего взамен не попрошу. Там у моей матери дом. Назову вас женой своего погибшего друга, а Зенона его сыном. Никто дурного не скажет.

Люция покачала головой и вдруг крепко сжала грубоватые пальцы Герберта. Она ошиблась, когда осталась здесь, и когда выбрала не того мужчину. Никто и никогда не смотрел на нее так, никто не готов был пожертвовать жизнью.

– Нет… Я останусь здесь ждать суда.

Парень отвернулся.

– Скоро рассвет, я не стану смотреть, сцедите ребенку сколько есть молока.

Самые темные тени ложатся на землю перед рассветом. Малыш крепко спал в своей колыбели, Розен метался по комнатам, то созывая, то вновь распуская слуг, охотничьих, главу стражей. Больше всего сейчас он напоминал обезумевшего от неволи дикого зверя, который мечется в клетке. Вот только клетку эту он сам же и построил. И имя ей оказалось – устои. Не может барон быть женатым на ведьме. Не может! И отречься от жены Розен не мог. Все в покоях, все мелочи, вся одежда – все хранило воспоминание о наваждении, имя которому – Люция. Здесь она раздевалась, там пила сок, тут провела рукой, по этой лестнице развевалось ее безмерно длинное платье. И Зенон улыбается во сне губами Люции.

Больше всего сейчас Розену хотелось снести замок, обратить в пыль, растоптать, чтоб даже памяти о нем не осталось. Да только что тогда завещать сыну? И замок этот он строил сам, на собственные деньги. Жаль с таким расставаться, но и оставить не выйдет. Клятое место, хранящее память о былом счастье.

Барон выглянул из бойницы, снаружи под стенами замка собралась серая толпа. У каждого в руках вилы, многие держат факелы. То крестьяне явились на суд, ждут развлечения, хотят услышать, как жена его станет молить о пощаде. Каждый мечтает подпалить пуще костер, который сложат для его любимой Люции. Розену мечталось вернуть все назад, объявить жену невиновной, наплевать на церковь, веру, отца Паула, изничтожить крестьян. Да что толку?