Озарение трансценденцией - страница 27
Наконец, третий тип, нечто компромиссное, среднее – буддизм, этот «троянский конь» индивидуализма в восточной цитадели. С одной стороны, его метафизика также основана на принципе «интеллектуальной субстанциальности», хотя и «вывернутой наизнанку». Здесь всеобщим оказывается не «бытие как таковое», а «пустота», «небытие как таковое», «всеобщая относительность и изменчивость». Однако, коль скоро «пустота» тотальна и к тому же конфигурирует вселенную, она также не может не быть признана фундирующей сущее «субстанцией». С другой стороны, в буддизме есть отчетливые субъективизирующие моменты. Первое – это роль личности самого Будды, который хотя и не отождествлял себя с богом, однако посредством сакрализации в священной традиции и писаниях своих личностно обретенных истин и правил ввел свою личность в фокус религиозного опыта. Второе – господствующий метафизический настрой восточной мысли: слиянность с предельной реальностью, сущей все же «вне» индивидуального сознания, путем трансцендирования этого «вне» через аннигиляцию границ субъективности и превращение в подлинную объективность. Будда же ориентирует на выключение из этого мира-пустоты, мира-иллюзии. Стать Буддой доступно каждому. Состояние Будды – состояние трансцендирования мира через трансформации индивидуального сознания. Здесь индивидуальное «я» трансцендирует пределы, и «внутри» и «вне», через аннигиляцию границ и «мира», и «этой-вот» субъективности – в итоге растворение в «чистой субъективности», которая оказывается индивидуальным открытием и изобретением.
Разумеется, следует помнить о том, что предлагаемая типизация религиозных метафизик эскизна и условна. Эскизна потому, что прослежена по одному возможному признаку сравнения. Условна, поскольку сравнение идет по усреднено-общим представлениям о религиях, которые, как известно, разделимы внутри каждой на десятки сект и направлений. К тому же предметом сравнения здесь выступают уже поздние, зрелые теоретические выражения этих религий в их соответствующих религиозных философиях. Однако это не должно нас смущать: ключ к анатомии обезьяны находим в анатомии человека, как гласит один из проверенных, действенных теоретических приемов теоретического исследования.
Не будем обсуждать вопрос о том, от чего зависят такие метафизические различия в этих типах религиозной мысли. Похоже, он из разряда тех, в которых ответы прочно и основательно взаимозамкнуты друг на друга. Культурные особенности развития (экономика, политика, право и мораль) порождают соответствующие особенности мышления, равно как и наоборот. Скорее всего, они взаимообуславливают, взаимоизменяют друг друга, определяя характерные черты «восточного» и «западного» (исходно средиземноморского) обществ.
Именно в таком смысле мы говорим, что метафизические особенности этих типов религий порождают свои особые социокультурные контексты развития, в которых философии отводятся разные роли. В одном случае из харизматических сект в средиземноморском контексте появляются универсалистско- централизованные религии, в другом, азиатском (Юго-Восточная Азия и Дальний Восток) – локально-партикуляристские.
«Монотеистический куст», средиземноморский социокультурный контекст, обусловленный метафизикой личностного Абсолюта (вождизм), порождает государственнические религии (христианство, ислам): религиозно-законнические иерархии с централизованными процедурами назначения собственных специалистов-священников. Последние имеют материальное обеспечение, для того чтобы трудиться по профессии «в полный рабочий день», проповедуют единое учение, основанное на Книге (и, главное, руководящих указаниях текущей религиозной власти), и вымуштрованы жесткой всеобщей дисциплиной. Такая Религиозная Машина доказала свою государственную и миссионерскую эффективность, правда, существенно ограничив при этом индивидуальную свободу религиозного духа, породив проблемы хронической вражды и преследований аскетизма и магии, обновленчества, сект, ересей.