– Это же просто милостыня!
– Зато королевская.
– Тогда дайте и вы ей столько же.
– Воздержусь. Того, что вы дали, хватит для нас двоих.
– Ну, тогда хотя бы небольшую пенсию.
– Никаких пенсий, ничего постоянного. Эти люди и так выклянчат у вас предостаточно, они из породы грызунов. Если у меня возникнет желание дать им что-нибудь, я дам просто так, безо всяких обязательств на будущее. Словом, я дам им, когда у меня появятся лишние деньги. Эта крошка Валуа… Ей-богу, я могу вам порассказать о ней такого… Ваше доброе сердечко попалось в западню, моя милая Антуанетта. Я прошу за это у него прощения.
С этими словами Людовик протянул руку королеве, которая, повинуясь первому побуждению, поднесла ее к губам.
Однако она тут же ее оттолкнула и сказала:
– Вы ко мне недостаточно добры. Я на вас сердита.
– Вы на меня сердиты? Но ведь я… я…
– Вот-вот, еще скажите, что вы на меня не сердитесь – вы, заперший передо мною двери Версаля, вы, явившийся ко мне в прихожую в половине седьмого утра, вы, который вломился сюда, яростно вращая глазами!
Король засмеялся.
– Нет, я на вас не сержусь.
– Не сердитесь – и ладно.
– А что вы мне дадите, если я докажу вам, что, даже входя сюда, я уже не сердился?
– Посмотрим сначала на ваши доказательства.
– О, это нетрудно, – отозвался король, – доказательство у меня в кармане.
– Вот как? – с любопытством воскликнула королева, садясь в постели. – Вы хотите что-нибудь мне подарить? О, вы в самом деле весьма любезны, но зарубите себе на носу: я не поверю вам, если вы не представите свое доказательство сейчас же. И никаких уверток! Держу пари, что вы лишь пообещаете что-нибудь!
Услышав такое, король, с доброй улыбкой на устах, принялся шарить по карманам с неторопливостью, которая лишь разжигает вожделение, заставляя ребенка нетерпеливо переступать ногами в ожидании игрушки, зверя – лакомства, а женщину – подарка. Наконец он извлек из кармана красный сафьяновый футляр с выдавленным на крышке великолепным золотым узором.
– Драгоценности? – воскликнула королева. – Ну-ка, посмотрим.
Король положил футляр на постель. Королева поспешно схватила его.
Едва открыв футляр, она вскричала в восторге и восхищении:
– О Боже, как это прекрасно! Как прекрасно!
Король почувствовал, как по его сердцу пробежала радостная дрожь.
– Вы находите? – спросил он.
Ответить королева была не в силах, она задыхалась.
Дрожащей рукой она достала из футляра ожерелье из бриллиантов – таких крупных, чистых, искрящихся и так умело подобранных, что ей показалось, будто меж пальцев у нее струится огненный поток.
Ожерелье извивалось, словно змея, вместо чешуек у которой были молнии.
– Великолепно! – обретя наконец дар речи, пролепетала королева. – Великолепно! – повторила она, и глаза ее заблестели: то ли от близости столь чудных бриллиантов, то ли от сознания, что ни у одной в мире женщины нет такого ожерелья.
– Стало быть, вы довольны? – осведомился король.
Я в восторге, государь. Вы меня осчастливили.
– Да полно вам.
– Вы только взгляните на первый ряд: бриллианты в нем с орех.
– В самом деле.
– А как подобраны: один от другого не отличишь! А как умело расположены по величине! В какой удачной пропорции второй отличается размером от первого, третий от второго! Ювелир, выбравший эти бриллианты и сделавший ожерелье, – настоящий художник.
– Их двое.
– Тогда, держу пари, это Бемер и Босанж?
– Угадали.
– Да и то сказать, сделать такое ожерелье могут только они. Как оно прекрасно, государь, как прекрасно!
