– Нет, если сидеть без движения, недолго и замерзнуть. Нужно покататься еще.
С этими словами она снова села в сани.
Филипп ждал приказа, но тщетно.
Тогда к саням подскочили десятка два дворян.
– Нет, господа, благодарю вас. Меня повезут гайдуки.
Когда слуга заняли свои места, королева приказала:
– Потихоньку, только потихоньку.
И, закрыв глаза, отдалась своим мыслям.
Сани неспешно удалились, сопровождаемые толпой алчущих, любопытных и завистников.
Оставшись один, Филипп утер пот со лба.
Он принялся искать взглядом Сен-Жоржа, чтобы утешить его каким-нибудь искренним комплиментом.
Но тот, получив записку от герцога Орлеанского, своего покровителя, покинул поле битвы.
Слегка опечаленный, усталый и несколько напуганный происшедшим, Филипп стоял и провожал взглядом удаляющиеся сани, но вдруг почувствовал, что кто-то тронул его за рукав.
Он обернулся и увидел отца.
Маленький старичок, весь сморщенный, словно персонаж Гофмана, и закутанный в меха, словно самоед, толкнул сына локтем, чтобы не вынимать рук из муфты, которая висела у него на шее.
Взгляд его, блестевший то ли от холода, то ли от радости, показался Филиппу горящим.
– Не хотите ли обнять меня, сын мой? – осведомился он.
Старик произнес эти слова тоном, каким отец греческого атлета мог бы поблагодарить сына за одержанную на арене победу.
– От всего сердца, дорогой отец! – ответил Филипп.
Однако было слышно, что выражение, с каким были сказаны эти слова, никак не соответствует их содержанию.
– Но полно, полно. А теперь, когда мы обнялись, пойдемте, и поскорее.
И старичок поспешил вперед.
– Куда вы меня ведете, сударь? – спросил Филипп.
– Туда – куда ж еще, черт возьми!
– Туда?
– Нуда, поближе к королеве.
– О нет, отец, благодарю вас.
– Как это нет? Что значит благодарю? Вы с ума сошли? Видали его – он не хочет подойти к королеве!
– Нет-нет, это невозможно, и не помышляйте об этом, дорогой отец.
– Что значит невозможно? Невозможно подойти к королеве, которая вас ждет?
– Меня? Ждет?
– Ну разумеется, ждет и даже жаждет.
– Королева меня жаждет?
И молодой человек пристально посмотрел на барона.
– Ей-богу, отец, мне кажется, вы забываетесь, – холодно проговорил он.
– Удивительный человек, честное слово! – воскликнул старик, выпрямившись и топнув ногою. – Ну вот что, Филипп, доставьте мне удовольствие и напомните, откуда вы приехали.
– Сударь, – печально ответил Филипп, – одного я никак не возьму в толк, и это меня весьма тревожит.
– Что?
– То ли вы смеетесь надо мною, то ли…
– Толи?..
– То ли, простите, сходите с ума.
Старик схватил сына за руку столь резко и сильно, что тот поморщился от боли.
– Послушайте, господин Филипп, – проговорил старик. – Америка очень далеко от Франции, это мне известно…
– Да, отец, очень далеко, – подтвердил Филипп. – Но я не понимаю, что вы хотите этим сказать. Объясните, прошу вас.
– Это страна, где нет ни короля, ни королевы.
– Ни подданных.
– Очень хорошо: ни подданных, господин философ. Я этого не отрицаю, но этот вопрос меня не интересует, он мне совершенно безразличен. Но мне не безразлично, меня беспокоит и даже унижает кое-что, чего я тоже никак не возьму в толк.
– Что же это, отец? Как бы там ни было, я полагаю, что мы с вами толкуем о разных вещах.
– Я никак не пойму, глупец вы или нет, сын мой. Для такого молодца, как вы, это совершенно непозволительно. Взгляните, да взгляните же вон туда!
– Смотрю, сударь.
