– Потому что, госпожа графиня, – с улыбкой отвечал Калиостро, – мне удобнее быть сорокалетним мужчиной, здоровым и зрелым, а не зеленым двадцатилетним юнцом.
– Вот оно что, – протянула графиня.
– Ну, разумеется, сударыня, – продолжал Калиостро. – В двадцать лет ты нравишься тридцатилетним женщинам, а в сорок – повелеваешь двадцатилетними женщинами и шестидесятилетними мужчинами.
– Сдаюсь, сударь, – сказала графиня. – Да и как станешь спорить с живым доказательством?
– Стало быть, я приговорен, – жалобно пролепетал Таверне, – так как принял эликсир слишком поздно.
– Господин де Ришелье оказался ловчее вас, – с прямотою истинного моряка наивно проговорил Лаперуз, – до меня не раз доходили слухи, что у маршала есть какой-то рецепт…
– Это сплетни, которые распускают женщины, – расхохотавшись, проронил граф Хага.
– Неужели есть причины им не верить, а, герцог? – осведомилась г-жа Дюбарри.
Старый маршал, который никогда не краснел, вдруг залился краской и переспросил:
– Вы хотите знать, господа, в чем состоит мой рецепт?
– Ну еще бы!
– В том, чтобы щадить себя.
Собравшиеся зашумели.
– Вот так-то, – отчеканил маршал.
Я с вами поспорила бы, – изрекла графиня, – если бы только что не видела действие рецепта господина де Калиостро. Держитесь, господин чародей, вопросы у меня еще не кончились.
– Прошу вас, сударыня, прошу.
– Вы говорите, что впервые испробовали действие своего эликсира жизни, когда вам было сорок?
– Да, сударыня.
– И что с тех пор, то есть с осады Трои…
– Это было чуть раньше, сударыня.
– Будь по-вашему. И с тех пор вам все время сорок?
– Сами видите, сударыня.
– Но таким образом вы доказываете даже больше, чем того требует ваша теорема, – вмешался Кондорсе.
– Что же я доказываю, господин маркиз?
– Вы доказываете возможность не только вечной молодости, но и сохранения жизни. Ведь если во время Троянской войны вам было сорок, значит, вы с тех пор не умирали.
– Верно, господин маркиз, признаюсь: не умирал.
– А между тем вы ведь не обладаете неуязвимостью Ахилла. Да что я говорю! И Ахилл не был неуязвим, потому что Парис все же убил его, угодив стрелою ему в пятку.
– Нет, к моему великому сожалению, я не обладаю неуязвимостью, – ответил Калиостро.
– Значит, вас могли убить, вы могли умереть насильственной смертью?
– Увы, да.
– Каким же образом вам удалось избегать этого на протяжении трех тысяч лет?
– Удача, господин граф. Извольте проследить за ходом моих рассуждений.
– Я слежу.
– Следим, следим, – раздались голоса собравшихся, которые с видом непритворного интереса облокотились о стол и приготовились слушать.
Голос Калиостро зазвучал в полной тишине.
– В чем первейшее условие жизни? – спросил он, изящно разводя белыми руками. Среди перстней, унизывавших его пальцы, перстень Клеопатры сиял, как Полярная звезда. – Здоровье, не так ли?
– Да, разумеется, – послышались голоса.
– А условием здоровья является…
– Режим, – докончил за Калиостро граф Хага.
– Вы правы, господин граф, режим – непременное условие здоровья. Так почему же не допустить, что в каплях моего эликсира не заключен наилучший режим?
– Кто это знает?
– Вы, граф.
– Конечно, но…
– Но не другие, – заключила графиня.
– Это, сударыня, вопрос, которым мы сейчас займемся. Итак, я всегда следовал режиму своих капель, а поскольку они – воплощение вечной мечты всех времен и народов, которую древние искали под именем воды молодости, а сегодня ищут под именем эликсира жизни, я постоянно сохранял молодость, а следовательно, здоровье, а следовательно, и жизнь. Это ясно.
