– Колдер… у тебя есть зарядка для телефона? – шепчет она, морщась, словно сожалея, что ей приходится беспокоить меня во время важного звонка.
– Марта, мне придется сейчас проститься с вами, – говорю я. Помощница моего отца начинает возражать, но уже слишком поздно. Я уже нажимаю красную кнопку.
Должен признать… во мне зажглось любопытство, и я не против еще разок сказать своему отцу, чтобы он убирался к черту, прежде чем он уйдет в мир иной, однако я не хочу, чтобы эта победа досталась ему слишком легко.
Если я решу приехать, то сам выберу для этого время. И только если сам захочу этого.
Я бросаю свой телефон на сбитые простыни и одеяла, потом провожу рукой по заспанному лицу. Потом поднимаю с пола свои трусы-боксеры и натягиваю их.
– Все в порядке? – спрашивает девушка.
– Да. – Я упираю ладони в бедра и размышляю, как сказать Ханне, что она не может воспользоваться моей зарядкой для телефона, потому что ей пора уходить.
– Позавтракаем вместе внизу? – Девушка протягивает руку к себе за спину с потрясающей гибкостью и застегивает «молнию». Должно быть, она занимается йогой. – В здешнем кафе лучшие черничные вафли в стране.
– Я не завтракаю, – лгу я. На самом деле я завтракаю, просто не с каждой незнакомой женщиной, которую я подцепил в баре отеля. У каждой свиданки есть своя цель, и эта девушка сделала то, ради чего я ее позвал.
Надев туфли на каблуках, она одергивает свое помятое платье, пытаясь разгладить ткань.
– Плохо.
Я жду, пока она закончит одеваться, потом провожаю ее к двери.
– Я пробуду здесь до пятницы, – сообщает она с ноткой надежды в голосе, упираясь рукой в дверной косяк. – Номер двести одиннадцать.
Ханна улыбается мне застенчивой улыбкой, которая полностью противоречит всем тем страстным и необузданным трюкам, которые она проделывала вместе со мной всего несколько часов назад. Я чувствую себя почти виноватым.
В ней ощущается какое-то провинциальное добродушие. В ее светлых глазах мерцает надежда, когда она смотрит на меня с такой по-детски наивной нежностью, чуть приоткрыв губы в полуулыбке.
Но не надо усложнять все.
Я – акула. Она – кета.
Природа следует своим законам, и так и должно быть.
– Это было весело, Колдер. Спасибо тебе за все. – Она открывает дверь номера, и яркий свет из коридора бьет мне прямо в глаза, заставляя меня отвернуться. – Очень надеюсь, что до твоего отъезда мы сможем это повторить.
Я отвечаю сдержанной улыбкой, хотя уверен, что подлинные эмоции отчетливо читаются на моем лице. В подобные моменты я никогда не умел блефовать.
– Я собираюсь вернуться в город, – говорю я. – Вероятно, мы больше не увидимся.
И под «вероятно» я подразумеваю «определенно».
Ханна уже стоит по ту сторону порога, зажав под мышкой сумочку и сложив ладони перед собой, словно собирается принять причастие.
– Ты даже не запомнил мое имя, верно? – спрашивает она, избегая смотреть мне в глаза.
– Мне нужно принять душ, и…
– Меня зовут Грейс, – перебивает она. – Не то чтобы для тебя это что-то значило. Я просто подумала… мы провели вместе ночь, и ты мог бы, по крайней мере, запомнить мое имя, даже если не собираешься снова увидеться со мной.
Я пытаюсь не засмеяться над своей оплошностью. Я все перепутал.
Откуда, черт побери, взялось это «Ханна»?
Боже, я уже скучаю по нью-йоркским девушкам. Они не пытаются клеиться к тебе. Они не воспринимают одноразовые перепихоны как начало теплых отношений. Утром они уходят по своим делам, и, когда ты натыкаешься на них в городе, делают вид, будто знать тебя не знают, а ты притворяешься, будто не знаешь их. Все мирно расходятся, жизнь продолжается.
