Ну хоть про винтовку сказал и на том спасибо, потому что я пользуюсь ею постоянно! Пока электросистемы костюма работали и сигнализировали радарами и датчиками о движении в окрестностях, я следил за всякой живучей тварью в этом бесконечно белоснежном, плотном, холодном и опасном лесу. Зараженные встречались часто, все в спячке, моего запаха, скрытого под толщей экипировки, им не хватало для пробуждения. Он не интенсивен: я один, к тому же защищен угольными подкладками, подшитыми к броне – они служат для фильтрации моего человеческого запаха. Обнаружив вражескую группу, я брал в обход, чтобы увеличить радиус до моих потенциальных убийц. Я приноровился различать в прицеле их неподвижные синевато-белесые тела на фоне бесконечного снежного пейзажа, это непросто. Но с практикой пришло умение, а с умением пришел опыт.
И вот теперь, когда датчики замолкли и все, что у меня осталось в наличии – это мои органы восприятия: слух, зрение, нюх, интуиция, я словно научился различать зараженных, даже не видя их. Выстраиваю логикой примерные позиции их спячек что-то по памяти, что-то сам прикидываю, но пока что удача улыбалась мне.
Сплю я на деревьях, хотя помню из курса выживания, что можно вырыть нору в снегу, но не рискую. Помимо зараженных, тут водятся хищники типа волков, а еще мародеры, если им вдруг до сих пор удавалось оставаться в живых. Когда солнце уходит за горизонт, в лесу вообще ни зги не видно, а ночи зимой ой какие длинные! Я взбираюсь на толстые ветви сосен или дубов примерно на три метра над землей, выбирать надо обязательно пушистые деревья, чтобы затеряться в ветвях, еще нарежу их своим армейским ножом, обложу вокруг, как навес, подвязываю себя тросом к стволу и так и засыпаю. К слову, спится отлично! За день перехода я выбиваюсь из сил настолько, что меня срубает, едва я глаза закрою.
Протеиновые батончики из НАЗа19 экипировки спасают от голода. Я съел один. Осталось еще три. Это значит, что скоро я неизбежно столкнусь с тем, что помимо попыток согреться и оставаться невидимым для врага, мне нужно будет заботиться о пропитании. Охотиться нельзя. Костер не разжечь. Зараженные удивительным образом научились распознавать присутствие человека по пролитой крови и огню. Часто вспоминаю Тессу, которая всегда задавала вопрос:
– Если мы считаем их примитивными машинами для насыщения голода, как же они научились распознавать человека по результату его деятельности?
Ох, Тесса. Как же я скучаю по тебе. Мне не хватает тебя. Не хватает по-настоящему. Как тогда. Восемь лет назад. Когда ты была так близка.
Я засыпаю с мыслями о Тесс. Всегда только Тесс. Чаще всего перед глазами стоит картина того, как зараженный вгрызается ей в шею, а я оставляю ее умирать в той деревне. Как будто ее призрак уже почувствовал мою скорую гибель и бредет по моим следам, ожидая, когда я наконец сдамся в руки костлявой. Как бы я хотел, Тесс. Как бы я хотел снова оказаться рядом с тобой.
Но я не могу.
На базе остались мои друзья, наши с тобой друзья, Тесс, и им нужна помощь. Им всем светит расстрел, я в этом даже не сомневаюсь. Возможно, их уже убили за эти четыре дня, пока я пытаюсь выжить здесь. Возможно, мой стимул уже давно канул в Лету, и все мои попытки спасти их стали бессмысленными. Но я не знаю наверняка. А я – Падальщик, а Падальщики – это вечная надежда.
– Мне хочется верить, что мы избранные. Наверное, в это верит каждый человек?
