Тило выудил из кармана зажигалку и несколько раз пощелкал ею.
– Ты прости, что не поговорил с тобой сразу. Ты ведь был его лучшим другом. Я думал, ты все знаешь.
– Знаю что? – я нащупал в заднем кармане приглашение на открытие галереи Карлы и заломил уголок.
– О том, что с ним случилось раньше.
– С Феликсом? – спросил я и после его утвердительного кивка сказал: – Не знаю.
Лицо Тило помрачнело. Похоже, он не хотел быть тем, кто поведает мне это.
– Да в общем-то, и я точно не знаю. Что-то случилось с ним, ещё задолго до нашего знакомства.
– Что? – я слегка раздражался от манеры Тило вести диалог.
– Что-то ужасное.
– Нет.
Я отвёл взгляд на ревущего у ступенек музея ребёнка – он безуспешно клянчил у матери леденцы.
– Что-то такое, – продолжил Тило, – отчего так страшно, что на время перестаешь говорить.
О господи…
Светило солнце, улицы кишели смеющимися туристами, а я стоял посреди всего этого, потерянный, словно ребёнок, которому подсунули пустую коробку из-под сладостей.
Ну как же так? Все эти годы, когда я думал о смерти Феликса, я винил в ней Тило, Ромера старшего, себя – кого угодно. Но я ни разу не думал, что оболочка была нарушена гораздо раньше, и с годами брешь в ней только росла и кровила, пока не загноилась вконец. Сколько раз после той злополучной вечеринки мне хотелось сжать Феликса в крепких объятиях и крикнуть ему в ухо «Я не такой, как твои дурацкие дружки! Мне не стыдно рассказать все!» Но вместе этого я топтался у его порога, перебирая мелочь в кармане, и от возникающей неловкости думал только о том, как бы быстрее да подальше свалить.
– Извини, что вот так это рассказываю. Ты как? – Тило почесывал залысины, отчего они раскраснелись, как от ожога.
– Да я…
Я снова обернулся на ребёнка. Он утешился огромным хот-догом, не забывая делиться кусками булки с налетевшими голубями и воробьями.
– Я не знаю, что сказать. Он никогда не рассказывал, даже намеков не делал.
– Да уж. Что есть, то есть.
– А когда – хотя бы приблизительно – это «ужасное» произошло?
Тило похлопал себя по карманам джинсов.
– Ты как, торопишься? – спросил он.
– Ээээ…
– Нам надо выпить. Знаю одно местечко на Шарлоттен-штрассе. Пешком далековато, но оно того стоит. Ты не против? – не дожидаясь моего ответа, Тило двинулся прочь от Шпрее.
***
Мы сидели за покрытым облупившейся коричневой краской уличным столиком на переполненной террасе ресторана «Лютер и Вегнер» – приятное место, внутри обставленное в духе старомодного шика: стены обшиты темными деревянными панелями, над которыми пестрели экспрессионистские картины. Тило бубнил вполголоса, абсолютно не заботясь о том, что его было едва слышно в шуме улицы и голосов посетителей.
– С Феликсом, – сказал он, отхлёбывая рислинг 2015 года (совсем не типичный напиток для Тило предыдущей версии), – точно было что-то не так. Я знал кое-что, но все мы тогда избегали серьезных разговоров.
Я кивнул: с этим трудно не согласиться.
– Первый звоночек прозвенел ещё в марте 2006. Ты тогда ещё не был с нами знаком. Вдруг он загорелся безумной идеей, граничащей с одержимостью: первым из нас лишиться девственности. У Штрауса он вдруг стал странно себя вести, напиваться и без конца цепляться к девчонкам. Его даже однажды арестовали за то, что он пытался девчонке на Цюльпишер-штрассе показать член для наглядности.
– Ох, я даже подумать не мог, что Феликс творил такое! – мои брови поползли вверз.
