Болезнь не приходит кстати ни к одному из нас. У Давида же была своя веская причина хранить свое здоровье: жизнь изгоя, в любой момент могущего оказаться преследуемым, спасающейся от когтей тигра ланью, требовала не расслабляться и не болеть.
Супруга предложила скорее обратиться к известному во всем городе Ниневии лекарю по имени Балтазавр ибн Зераббабэль, астрологу, поэту и врачу. О нем шла слава, как о сильном маге, настоящем кацаапу, понимающем в черных приворотах и отворотах лучше любого казенного звездочета.
Давид, хоть и чувствовал себя скверно, но заартачился:
– Когда я жил в стране моей, – обратился Давид к жене со словом легкого назидания, попытавшись лежа принять позу учителя, – в земле Израиля, будучи еще юношею, тогда все колено Неффалима, отца моего, находилось в отпадении от дома Иерусалима. Как все отложившиеся колена приносили жертвы Ваалу, юнице, так и дом Неффалима, отца моего. Я же один часто ходил в Иерусалим на праздники, как предписано всему Израилю установлением вечным, с начатками и десятинами произведений земли и начатками шерсти овец и отдавал это священникам, сынам Аароновым, для жертвенника».
Тут Давид призадумался, словно вспоминая что-то. Но на самом деле он так хотел «выдержать паузу», чтобы придать своим словам больший вес. Однако Анна смотрела на мужа однозначно скептически, и Давид разочарованно продолжил.
«Когда я отведен был в плен в Ниневию, все братья мои и одноплеменники мои ели от снедей языческих, а я соблюдал душу мою и не ел, ибо я помнил Бога всею душею моею. Не желаю и сейчас осквернить себя и изменить Богу моих предков».
– Не в твоём состоянии сейчас капризничать, супруг мой драгоценный, – ответила с легкой усмешкой Анна. – Вот выздоровеешь и тогда соблюдай себе чего душа пожелает… Как опять за вчерашнее на дно придется лечь? А ты и до ветру не добежишь!
Аргумент был увесистый и Давид согласился: только домой вернулся – не хотелось ему сразу жену огорчать.
Кацаап Балтазар ибн Зераббабэль жил во внешне приличном доме, но внутри оказавшемся чересчур темном и душном.
– О Визареша, о Рудра, о Деви! – долго восклицал маг перед курившейся пиалой с благовониями. Дым заполнял комнату, разъедал глаза, щекотал в носу, першил в горле, но маг все не унимался и повторял, как заведенный своим треснувшим голосом: О Визареша, о Рудра, о Деви!
Потом он скакал, потом он дрожал, потом он икал. И вновь твердил, как вконец ополоумевший: О Визареша, о Рудра, о Деви! И опять: скок-поскок-быррр-пук-ик-ик-ик…
Врачевание строгое.
Часа через два сеанс был закончен, и получив плату за лечение, ибн Зераббабэль выставил Давида на улицу. Жена с трудом взгромоздила мужа на ослика, и они втроем медленно поковыляли домой. Наутро Давид ослеп окончательно.
После Анна и сын Тория не стали, в разговорах с соседями акцентировать внимание на посещении Давидом ниневийского колдуна – нехай себе колдует и дальше. Зрения все равно отцу не вернешь, – решили они меж собой, – так что человеку бизнес кошмарить?!
Свалили все на природный форс-мажор: дескать птицы небесные тут виноваты, ну а с них какой спрос…
– Пикирующие струелеты это, а не воробьи, – возмущалась на людях Анна, уперев руки в боки, – и, ведь, ни один подлец не промахнется… Вот уж, что Бог пошлет своему созданию, того не минуешь…
Ей верили, да и Тория всегда кивал в поддержку слов матери.
