Да и сам Голстейн, еще вчера бывший «дядей Ирви» вдруг обнаружил, что повзрослевшим монаршим особам его опека более не требуется. Понимание и осмысление данного факта в свое время генерала изрядно выбило из колеи. Он всегда был верным воином Империи, и абсолютно преданным Императору человеком. А после того, как он не сумел уберечь его от гибели, эта преданность, словно по наследству, перешла и к его сыновьям. И тот факт, что он, нянчивший еще розовощеких младенцев Фрегги и Свилли, оказался задвинут на второй план, причинял порой почти осязаемую боль.
Его прежних заслуг, разумеется, никто не забыл, да и нынешнее рвение не оставалось без внимания, так что преклонять колено перед троном генералу не требовалось. Фреггейл в его присутствии всегда отставлял меч в сторону и расслабленно откидывался на высокую спинку трона, но, тем не менее, от прежней непринужденной беззаботности не осталось и следа. Сейчас взгляды Братьев буквально пронзали Голстейна, заставляя его ощущать себя шашлыком, нанизанным на раскаленный шампур.
Остановившись в нескольких шагах от трона, генерал почтительно склонил голову и кратко отрапортовал:
– Генерал армии Ирви Голстейн для доклада прибыл!
Как старый и опытный интриган он прекрасно умел определять степень немилости по длительности паузы, отделяющей ритуальный рапорт от соответствующей реакции. И сегодня, судя по затянувшемуся молчанию, он вполне мог отправиться из Тронного Зала прямиком на казнь.
– Несколько дней назад вы сообщали, генерал, – неспешно и тягуче заговорил Фреггейл, – что в Цигбеле возможны… как вы там выразились…
– …досадные неприятности, – закончил за него Свиллейн.
Голстейна всегда впечатляло, насколько слаженно действуют два брата, вплоть до того, что фраза, начатая одним из них, завершается другим, как будто они являются одним целым, действующим слитно и согласованно.
– Ради вашего доклада нам пришлось отложить другие встречи, – не преминул напомнить Фреггейл.
– И мы очень надеемся, что добытые вами сведения, генерал, – Свиллейн, казалось, был только рад возможности указать Голстейну на его реальное место в имперской иерархии, – стоят тех затрат и жертв, что они повлекли.
– А судя по вашему виду, – добавил старший брат, словно желая его окончательно добить, – неприятности все же воспоследовали.
– Что ж, генерал, – вздохнул младший с театральной обреченностью, хотя Голстейн прекрасно понимал, что на самом деле Братья отнеслись к его обеспокоенности с максимальным вниманием, иначе бы они не стали перетасовывать ради него свой рабочий график, – докладывайте.
* * *
Стараясь не шуметь, Трасси осторожно закрыла за собой дверь грузового трюма и направилась к лестнице. Она прекрасно понимала, что со стороны ее осторожность выглядит откровенно надуманной и излишней. На фоне лязга и скрежета, заполнявших мчащийся через пустыню эшелон, едва слышный щелчок дверного замка затерялся бы без следа.
Но вид Вальхема, который мирно спал, свернувшись калачиком в огромных черных лапах Аврума, что-то тронул в ее душе, и Трасси, убедившись, что в трюме все в порядке, тихонько вышла и поднялась в кабину к отцу.
– Вальхи с Аврумом спят, – сообщила она, подойдя к отцу и машинально пробежав взглядом по показаниям приборов. – Ну, то есть Вальхем-то спит, а вот насчет его друга… не знаю, не уверена.
– Демоны никогда не спят, – девчонка даже вздрогнула от неожиданности, когда за ее спиной раздался сухой женский голос, – и никогда не устают. В них нет человеческих чувств, нет жалости или сострадания. У демонов есть только их Предназначение. И называть этого Аврума другом – преступное легкомыслие, которое может стоить вам очень и очень дорого.
