Но каким -то образом, однажды это стало известно отцу, который был вне себя от ярости. На кону оказались не только его чувства отцовской гордости, но и головокружительная карьера политика и он решил аккуратно замять скандальчик, отправив парня в армию, в горячую точку войны с Вьетнамом. Парень был жесток и туп, он не пришелся ко двору своим сослуживцам и тут спорный вопрос, кто покончил с ним на самом деле..то ли пуля неприятеля, то ли недовольные товарищи, а может быть и сам отец приложил косвенно руку, как до последнего считала Сьюзи. Вообщем, его убили и это стало непереносимой трагедией для его любящей сестры. Она была долгое время в депрессии, на реабилитации в психиатрической клинике, несколько лет на транквилизаторах и антидепрессантах и вот… получилось то, что получилось. Ее нервозная маска светскости, стервозности и дерзости как защита израненного, измученного внутреннего ребенка, забившегося в угол в непрестанном плаче.
Мне было очень жаль ее и я старался, как мог, поддержать. Терпел ее выходки, в разумных пределах, улыбался ее напомаженным друзьям, вел бестолковые разговоры о машинах, часах, путешествиях и что там еще у них было в почете. Но ей уперлась до маразма мысль, что я должен ее нарисовать… обнаженной.
Максим немного запнулся. А меня, при этих его словах, прорезала острая стрела жгучей ревности и вышла наружу в виде першения в горле, при котором я непроизвольно закашлялась. Это было, конечно же, глупо, предполагать, что до настоящего момента в рассказе между ними не было ничего интимного. Но почему- то именно ее желание быть нарисованной им, да еще и обнаженной, подействовало на меня как то раздражающе. Как известие об измене человека, который тебе дорог, но ничего не должен и не обещал.
– Ты в порядке? Может, воды? – Максим выглядел встревоженным, глаза блестели с заметным беспокойством и затаенной грустью. Мне показалось, он понимает мое состояние.
– Все нормально… просто слишком глубоко и неудачно вздохнула.. Все это так..грустно..но мне уже лучше. Продолжай.
– Окей. Она донимала и донимала меня без устали пару недель и я сдался.. Я работал над ее образом три дня. Я рисовал то, что видел и чувствовал в ней. Быть может, она ждала другого… Это было очень естественно. Я не видел ее маску, я видел ее душу и рисовал ее. Когда работа была окончена, она долго и молчаливо смотрела на нее широко открытыми глазами. Было похоже, что с ней случился ступор. Я пытался вывести ее на разговор, но она просто молчала и молча смотрела. Тогда я стал просто ждать.. Спустя долгое время, мне показалось вечность, она начала биться в истерических рыданиях. Она кричала, что видит ТАМ, как мама обнимает ее, как мама зовет. Что ей хорошо ТАМ, она снова счастлива. Она видит Джорджи, это ее брат.. он просит у нее прощения и говорит, что любит ее больше всего на свете. Она кричала, что хочет к ним, что она любит меня и хочет, что бы я был с ней ТАМ, что такого безоблачного счастья нигде на земле быть не может. Она умоляла меня не оставлять ее и пойти с ней ТУДА, где мы будем счастливы все вместе. Я чуть не рехнулся, успокаивая ее. Это было трудной задачей и не вполне результативной. Спустя несколько часов мы были в ресторане, туда приехали ее, точнее, наши общие друзья, как анонсировалось. Вечер прошел вполне спокойно, она держалась молодцом и ничем себя не выдавала.
