Даже Володя открыл рот и пробубнил что-то вроде:
– Ты что, закодированный? Сейчас раскодируем…
Одна повариха визгливо захихикала, а другая исподлобья серьезно посмотрела на Андрея. Он достал куртку, ничего не сказал и вышел из номера.
Танцы, на которые собирался Борисыч с новыми знакомыми, отменили. Публика сначала толпилась у танцплощадки, а потом разбрелась по бору. Но Сани с компанией там не было. Когда совсем стемнело, Андрей решил еще раз обойти «охраняемый объект».
На хоздворе в кромешной тьме он заметил человека, в светлой рубашке, выносившего что-то из двери кухни. Андрей осветил его фонариком и крикнул:
– Стой! Стрелять буду!
Человек замер с большой алюминиевой кастрюлей в руках. Им оказался никто иной, как экспедитор Володя.
– Что несешь? – спросил Андрей.
– Кастрюлю, – тупо ответил Володя, слегка покачиваясь.
– Что в кастрюле? – продолжал допрос майор.
– Ничего… – Однако было видно, что кастрюля тяжелая.
– Я же вижу, что-то есть. Ну-ка, открой…
Володя поставил кастрюлю на ступеньку и снял крышку. Андрей посветил внутрь.
– Котлеты… – удивился Володя. Кастрюля была на треть заполнена жареными котлетами.
– Зачем тебе столько? От одной можно не проснуться.
– На закусь, там толпа большая…
– А как ты на кухню проник? – Андрей посветил на дверь: замок был целый.
– Ключ Киприяновна дала. – И Володя показал связку ключей с печатью, такую же Андрей видел у директрисы.
– Ага… – протянул майор. – Что ж ты сразу не сказал?
Володя только пожал плечами. Секьюрити, однако, поверил не до конца и решил проводить его. Они поднялись на третий этаж. По дороге Андрей спросил, где Борисыч. Оказывается, он тоже был там. «А кто еще?» – «Да кто? ─ отдыхающие…»
Володя подошел к двери, за которой слышны были нестройные голоса – особенно один: бархатистый баритон, он и урчал, и самодовольно перекатывался. Экспедитор поставил кастрюлю днищем на ручку, надавил, толкнул животом – дверь распахнулась, и они очутились в большой комнате, казавшейся тесной из-за скопления народа.
В номер набилось человек двадцать, дым стоял коромыслом. Сидели на кроватях, на тумбочках, на принесенной откуда-то доске, которую положили на стулья. За столом, вернее, за двумя составленными вместе столами, председательствовал человек в очках и тенниске, с большим, пещеристым носом и лысиной, обрамленной остатками эйнштейновской шевелюры. Причем лысина и лоб у него были желтыми, а щеки, нос и подбородок – воспаленно-красными. Рядом с ним сидела Вера Киприяновна, в своем неизменном золотом костюме.
– А мы сейчас свои танцы устроим, – прокричала она пьяным голосом и пролила на себя рюмку с водкой. Рюмки были только у нее и лысого Эйнштейна, остальные пили из стаканов и кружек.
– Вот и наш кормилец! – воскликнул председатель, колоритный баритон принадлежал ему. Володя грохнул кастрюлю посреди стола, и к ней устремился десяток рук, вооруженных вилками, ложками, ножами, а также невооруженных.
– Самыми удачными бывают импровизированные пьянки, – кричал председатель, пытаясь упорядочить раздачу котлет. – Когда заранее готовишься, обычно ничего не выходит, потому что "гормон счастья" расходуется на ожидание…
– Attention, attention!.. – закричал маленький человечек с козлиной бородой, сальными патлами и вытянутой вперед цыплячьей шеей. Он соскочил с тумбочки, на которой сидел, но от этого стал еще меньше. – Завтра на нашем пляже состоится пощечина общественному вкусу! Во сколько, Сева? – Все на мгновение умолкли и посмотрели на кудрявого, остролицего подростка лет сорока. Тот с загадочной улыбкой поднялся, откашлялся и, глядя в свою тарелку, сказал:
