Сейчас особенно тяжело. Все кормят своих малышей, а мне мою девочку не приносят. Пока кормить не рекомендуют. Это ужасно. Я хожу в палату, где она лежит, и подглядываю через стекло.
Знаешь, я пока кроме тревоги и волнения ничего не чувствую. Разве что страх. Мне всегда казалось, что самое жуткое в жизни это болезнь детей. Но я не думала, что сама столкнусь с этим. Представлялось, что будут только любовь и счастье. Но нет ни того, ни другого.
Как ты живёшь? Что ты чувствуешь, когда думаешь обо мне и о ребёнке? Вспоминаешь ли ты о нас?
С любовью, твоя Саша.
Лили уже была в отеле.
– Я уже заждалась! – начала она приторно-капризным тоном, но увидев кровь, бросилась к Семёну с неподдельной тревогой, или с хорошо подделанной.
– Ах, что с тобой, дорогой?
– Нужен врач! – коротко бросил Алексей и быстро начал подниматься по лестнице.
Отдав необходимые распоряжения на счёт врача, Лили последовала за ним, ведя за руку Семёна.
– В нас стреляли! – пожаловался Семён.
– Я уже в курсе, – шёпотом сказала Лили, а вслух добавила:
– Ну, что ты малыш. Вы просто случайно попали в перестрелку. Это случается. Сейчас здесь так много людей с оружием, что это неминуемо будет происходить. Нужно быть осторожнее. Не бойся, милый, всё будет хорошо. Ох, какие они нехорошие! Напугали моего мальчика. Я их отшлёпаю!
Семён и впрямь почувствовал себя маленьким мальчиком, доверчиво прижался к тёплому женскому плечу, явно преувеличивая тяжесть своего ранения. Но Лили его похвалила:
– Молодец, быстро привыкаешь к новой роли.
– Отдохните полчаса, – перешла она на деловой шёпот, когда они вошли в комнату, – вам сейчас приготовят ванну и принесут чистую одежду. А я встречусь кое с кем. Я скоро к вам вернусь и помогу расслабиться! Вам это необходимо после такого стресса! – крикнула она уже из коридора.
Пришли служанки, за ними доктор, затем принесли кофе, пришёл портной с чистой одеждой. Снова вернулась Лили. Вслед за ней шёл мальчик с патефоном. Слегка поскрипывая, зазвучала пластинка. Это был граммофон французской фирмы «Пате». Он был уже без большой внешней трубы, рупор был встроен в корпус. Алексей покрутил механический завод и с места в карьер, без всяких прелюдий и вступлений понеслась мелодия со странным ритмом, но наполненная некой внутренней энергией. Семён замер. Семь с половиной минут, пока звучала первая сторона пластинки, он не слышал ничего из того, что говорила Лили. Когда музыка закончилась, и Алексей вновь начал заводить механизм, девушка обратилась к Семёну, но он ответил вопросом на вопрос, к тому же совсем неуместным.
– Что это?
– Где? – вздрогнула от неожиданности и оглянулась вслед за взглядом парня Лили.
– Ты о музыке? – догадался Алексей.
Семён молча кивнул.
– Это Лил Хардин – первая джазовая пианистка.
– Какая?
– Он, похоже, слишком сильно стукнулся, – шёпотом сказала Лили Алексею. – Его только что чуть не убили, а он музыкой интересуется. Может быть его ещё раз доктору показать, – взволнованным шёпотом проговорила Лили, подойдя к Алексею вплотную.
Хотя она могла бы и не применять таких мер предосторожности, Семён уже слушал вторую сторону пластинки.
– Это для Семёна нормально, – успокоил Лили Алексей, – он увлекающийся мальчик. И очень музыкальный, кстати. Тебе стоит посмотреть, как он танцует!
– Он ещё и танцует! – иронично заметила Лили, собираясь выключить патефон. – Пойдёмте погуляем. Патефон был плохой идеей.
