– У меня другое предложение, Макс. Я куплю у тебя – но не мнемотики, а перевозку. Ты ведь бродяга, так?
– «Бродяга»? Ты где такого нахватался, чувак? Мы зовемся «миссионеры», ну или на крайняк «гончие».
– Ладно, миссионер, как скажешь. Я плачу те же три крупицы, и ты переносишь меня во-он туда, подальше, – Орфин указал в сторону, где когда-то висел дирижабль. – Меня там ждут.
Парень проследил взглядом в указанном направлении и на пару секунд задумался.
– Не, старина, прости, – он слегка отпрянул и развел руками. – Я бы помог, честно. Но туда – совсем не по пути. К тому же сейчас у отца Жирдяя все на учете. Вот если с меня спросят, куда ты пропал?
– Да никто не заметит! Ладно, пять крупиц.
– Не-не, чувак, я пас, – Макс поднял руки. – Так тебе про мнемотики интересно дальше? Нет? Ну, как знаешь, – он слегка хлопнул Орфина по плечу и обошел сбоку. – Найди меня, как передумаешь, – он постучал рукой по сумке. – Бывай.
И направился в сторону собора, насвистывая незамысловатую мелодию. Окликнуть его, продолжить торговаться? Но ведь речь шла о памяти – в этом Орфин не сомневался. И сколько этих самых крупиц в его распоряжении, понятия не имел. Он уже потерял их немало, и не стоило разбазаривать дальше.
***
Не сумев сбежать с острова, Орфин укрылся в дальних коридорах Приюта. Стражи здесь патрулировали реже, чем в центре. Пересекаясь с ними, Орфин притворялся сомнамбулой – шаркал ногами, делал тупое лицо. Этих нехитрых уловок хватало, чтоб на него не обращали внимания.
Пользуясь неприметностью, он блуждал по окраинам Приюта в поисках шанса на побег. В дальних углах собора он наткнулся на пустые бутылки, вроде тех, что предлагал Максимилиан. На одной из них сохранилась часть надписи, и Орфин подобрал находку, чтоб лучше рассмотреть. Ему упорно виделось на затертой этикетке слово «фантом» – и это беспокоило, ведь так настоятель назвал налетчиков, сопровождавших гарпию.
Но куда больше его удивило другое. Зал с кольцевым бассейном, по которому призраки веслами гнали мерцающую жидкость. Жаровни с холодным пламенем, над которым она бурлила в золотых котелках. Всё это напоминало огромную лабораторию алхимика или живой организм – непрерывную цепь химических реакций. Лета преображалась после каждого этапа, но, видимо, лишь в финале обретала наркотические свойства. Пока сыворотка текла по открытым желобам, она не источала дурманящего аромата.
Орфин пытался разобраться в этих процессах – хотя бы понять, в каком порядке они идут. Вспоминая эфиниол, он думал: как легко было бы справиться с этой проблемой там, в Бытом. И еще – какая горькая ирония, что здесь всё то же самое… Бесчеловечность Приюта выводила его из себя. Он воображал, что если удастся вмешаться в технологию и нарушить ее – тогда Лукреций перестанет безнаказанно доить прихожан.
Но, блуждая, Орфин раз за разом путался в лабиринте коридоров. Золотые трубы, по которым текла будущая лета, беспорядочно переплетались, а вездесущий перезвон дополнительно сбивал с толку.
Хуже того – иногда сквозь замыленную реальность церковных коридоров пробивались лучи иных образов. Будто прожектор высвечивал вдруг фрагменты прошлого: вилка с наколотым ломтиком мяса, сигаретный дым, звуки молодежного бита.
Орфин старался игнорировать эти галлюцинации, списывая их на затянувшееся послевкусие леты, своего рода ломку. Но они не ослабевали, вызывая всё больше тревоги. Пока Орфин не заметил закономерность. Плутая по белому лабиринту, он всякий раз встречал иллюзии в одном порядке, на одних и тех же поворотах. Словно в некотором роде они были частью реальности.
