«Он меня прикончит? Просто по ниткам… вырвет всё, чем я являюсь…»
– Говорят, ты искал кого-то в Пурге. Женщину? Кто же она?
Орфин в панике зажмурился, стараясь не вспоминать. Усилием воли он вызвал в уме другие образы – лица коллег, приключения собственной юности. Что угодно, лишь бы заслониться от этих вопросов.
Геласий впился ему в плечо, и мнема, вырываясь из душевных ран, устремилась ему в пальцы. Образы в памяти гасли и рассыпались в бессмысленное конфетти, а тело парализовало агонией.
Наконец хватка разжалась. Сквозь серый шум Орфин услышал: «Встретимся на Вознесении», затем – как открылась и закрылась дверь. Он лежал в углу обмороженным трупом. Сперва казалось, что в голове ничего не осталось. Но вот перед мысленным взором начали всплывать разрозненные образы прошлого. Связи между ними порвались, и Орфин с трудом мог определить, что происходило раньше, а что позже. И всё же постепенно картина выстраивалась. Да, он всё еще мог припомнить вехи своей жизни и важных людей. Но эту память нашинковали тонкими ломтиками, и он чувствовал зияющую боль прорех.
Но вот ноздри защекотал приторный аромат, и Орфин заставил себя приоткрыть глаза и чуть приподнялся на локте. Прямо перед ним на полу стояла широкая золотая миска, до краев наполненная мерцающей летой. Огромная порция обезболивающего… Она мигом зашьет все надрывы, которые оставил в нём подонок, и прогонит тоску. Вернет блаженную безмятежность.
Орфин смотрел на чашу и чувствовал, что сил противостоять искушению с каждой секундой всё меньше. Конечно, он отлично знал, во что превратится, если выпьет хоть четверть этой дряни. Но разве ему дали выбор?.. Разве есть за что бороться? Ведь всё, что его ждет – это лишь новая жатва воспоминаний, на этот раз окончательная.
И всё же он отчаянно не хотел идти на поводу Приюта и становиться покорной марионеткой. Добровольно сдаваться в ненастные руки. Потому то ли из принципа, то ли из пустого упрямства стал цепляться за последний оплот жизни – потянулся взглядом в Бытое. Завеса дрогнула и поддалась. Сквозь переплетение золотых труб, вьющихся по стенам камеры, проступили проржавевшие сваи фундамента. Щебенка, мусор и земля лежали грязными барханами, в которых копошились насекомые и черви… От всего этого поднимался затхлый запах плесени. Но вместо того, чтобы брезгливо отпрянуть, Орфин нырнул глубже в видение. Там, под землей, он смог укрыться от манящего запаха.
***
Тисифона спикировала к просторному острову, на котором возвышался массивный белый собор, похожий на печь с куполом. Поймав восходящий поток пурги, она развела могучие крылья и зависла в небе над зданием – достаточно высоко, чтоб не заметили. Ветер наполнял ее силой и уверенностью.
Облетев церковь по кругу, внимательно осматривая патрули и окна, гарпия снизилась и подлетела к балкону, выходящему из центрального нефа. Она приземлилась на карниз, но когти предательски клацнули по камню. Златокудрый страж, похожий на статую ангела, резко обернулся. Его зрачки расширились. Он замахнулся, чтоб ударить по трубе и поднять тревогу, но гарпия сработала быстрее. Прыгнув на него, она вцепилась когтями в плечи и взмыла вместе с призраком. Его стоны терялись в мелодичном перезвоне.
– Поставь моего человека на землю, – вкрадчиво приказал знакомый голос. Священник в алой мантии стоял во внутренней части балкона, скрытой от посторонних глаз.
