Анна работала на машиностроительном заводе фрезеровщицей. Когда она появилась в цехе первый раз, женщины окружили ее, запричитали. Они увидели – заморыш, запеленатый в необъятный материнский жакет и реденькую материнскую шаль, из кокона выглядывает синевато-прозрачное заострившееся лицо – и заболели, заныли их женские сердца. Было Анне в ту пору пятнадцать лет от роду.
Миновала война. Заморыш превратился в статную горделивую красавицу, за которой охотились местные парни. Вечерами, смыв с себя металлическую пыль и усталость, убегала Анна из дому в старый парк над великой рекой.
Протанцевала она как-то больше обычного: уж очень тепла была летняя ночь, хмельны вальсы и пригож партнер. Распрощалась у дома с подругами. Неслышно растворила окно. Белой тенью впорхнула на кухню. На столе стояла кружка молока, прикрытая горбушкой. Подкрепилась. На ходу сбрасывая платье, направилась в спальню. У самых дверей остановилась, услышав тяжелый, трудно сдерживаемый стон и слезы. Плакала мать. «Плакала каждую ночь, – догадалась Анна, – хоронясь от меня».
На завод она пришла мрачная, бессонница намалевала под глазами черные круги. Это не ускользнуло от старого мастера.
Когда-то, в молодые годы, он слыл на заводе первоклассным слесарем, творил из металла чудеса. С годами металл становился всё тверже и упрямей: ослабели руки, потускнели глаза. Сердце стало зорче.
Растирая поясницу и покрякивая, мастер подошел к Анне.
– Что случилось?
– Мама. Плачет ночами: ребят забыть не может.
– А ты растормоши ее. Застыла она в своем горе.
Мастер задумался, усмехнулся.
– В кино своди.
– Что вы, для нее это грех великий.
– Что она у тебя – верующая?
– Да не поймешь. В детстве в церковном хоре пела. Сейчас в церковь ходит по большим праздникам. Молиться или петь, не знаю.
– Ты все-таки попробуй, пригласи. На комедию пойдете – развеется, на душе, может, и оттает. Тяжелая картина – не беда. Смотри, мол, не только у тебя горе. Других тоже судьба не обошла. Ну, как? Договорились?
Мать не поддавалась на дочерины уговоры.
– Разбежалась, как же. Всю жизнь прожила без твоего кино и теперь как-нибудь обойдусь.
Анна пошла на крайность.
– Ты знаешь, перед началом картины показывают киножурнал про войну. Одна женщина узнала своего погибшего сына, я в газете читала. Может, и нам повезет. Пойдем, мам…
Клуб железнодорожников. Погас в зале свет. Мать уставилась на белую простынь: ей очень хотелось увидеть хотя бы одного из своих сыновей. Заиграла веселая музыка. Крепкие загорелые женщины складывали в скирды хлеб, строгий мужской голос говорил, что хлеборобы Ставрополья соберут в нынешнем году высокий урожай.
«Дай-то бог», – порадовалась за них мать.
Потом два парня в кожаных перчатках мутузили друг друга. Матери жалко было обоих. ««Видно, кулачный бой», – догадалась она. Бой закончился. Парни обнялись. «Вот так-то хорошо, – успокоилась мать. – Без злобы. Испытали, кто ловчей, и тут же помирились.»
Началось кино. Молоденькая барышня, совсем еще девчонка, уезжала учительствовать в далекую и холодную деревню. Мужики приняли ее с недоверием. Хитрющее кулачье норовило убить. Была в ее жизни радость: шумная деревенская свадьба. Мужем учительницы стал, по всему видать, положительный человек. Но коротко бабье счастье. Убили враги мужа. Одно утешение – дети, нескладные, любознательные. С ними вместе прожила учительница весь свой век.
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
