– Будете брать?
– Нет, спасибо.
– Но почему? Соленый?
– Жирный.
Продавщица громко выдохнула. Когда она откладывала окорок на место, было видно, что она удивлена тому, что он жирный.
– А вот эта ветчинка? – спросила я.
– Соленая, – ответила она.
Я посмотрела на нее. Она на меня.
– А краковская колбаса?
– Сплошная соль, – иронично улыбаясь, ответила она.
Я тяжело вздохнула.
– Попрошу четыреста граммов.
– Вы уверены? Потому что она чертовски соленая, и вы сами сказали…
– Четыреста граммов, и, пожалуйста, порежьте потоньше.
– Конечно.
Она схватила колбасу, повернулась и вложила ее в ломтерезку. Кусочек за кусочком, кусочек за кусочком. Когда она нарезала половину, я поблагодарила ее и ушла. Пусть ест сама, раз жалеет клиентам.
Следующие продавцы были более вежливы, и я перекусила в рыбной лавке и пекарне, после чего продолжила свой путь. И тогда я увидела его.
– Что за дрянь вы мне продали? – обратилась я к круглолицему продавцу.
– Слушаю? – Он посмотрел на меня, высунувшись из-за своей лавки со всяким хламом.
– Да вы не слушайте, а смотрите.
Я подняла тележку и указала на дефект:
– Колесо отвалилось. Разве не видно? Еле держится. Временно подвязала.
– Мне жаль. Такое случается.
– Жаль? Вы мне обещали, что она мне будет служить вечно.
– Так сейчас говорят. Иначе никто не станет покупать.
Я посмотрела на него. Он на меня.
– Почините, – потребовала я.
– Я могу продать вам новую. Она будет служить вам… вечно.
– Почините это колесо.
– Сейчас уже не чинят. Это старая тележка. Не лучше ли купить новую?
– Вы тоже уже не так молоды. Хотели бы вы, чтобы вас заменили?
Он развел руками в знак того, что ничем не может помочь.
Ну что ж.
Я сделала несколько шагов на середину прохода и огляделась. Было довольно много людей.
– Прошу внимания! – обратилась я громко к прохожим. – Я покупаю на этом рынке уже много лет. Этот жулик продал мне тележку якобы высокого качества! Смотрите, какой у него бракованный товар!
Несколько человек обратило на меня внимание; этого было достаточно, чтобы круглолицый продавец взмок и стал нервно оглядываться по сторонам.
– Хорошо, хорошо. – Он поманил меня рукой. – Может, стоит просто поставить новый винт и затянуть его как следует?
У него не было нового винта, но он выкрутил его из другой тележки.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал он через минуту и передал мне мою тележку. – Она как новая.
– И что? Так сложно было?
Со временем все портится и становится хуже.
Даже трамваи теперь без ступенек. Так быстро в них садятся, только успевай. Внутри так холодно, что летом приходится надевать свитер. Но самое ужасное – они идут так плавно и гладко, что забываешь схватиться за поручни.
Трамвай резко затормозил на площади Артура Завиши, и все полетели вперед. Такое торможение случается, когда автомобиль блокирует пути, но в этот раз для самого водителя трамвая полной неожиданностью стала его собственная остановка. У меня не было времени схватиться за поручни. И, чтобы не упасть, я задрыгала ножками, точно пятидесятилетняя на вечере встреч. Я протанцевала со своей тележкой несколько шагов вперед, несколько шагов назад, пока не приземлилась на колени пожилого мужчины.
Я быстро встала. Испугалась, что испортила ему книгу, которую он читал во время поездки. Он ничего не сказал. Двери открылись, и, выходя, я снова посмотрела на него. Я видела его раньше. Он всегда сидел один и всегда с этой книгой. Глупое название: «Иметь или быть?» Это, наверное, одна из тех книг, в которых абсолютно ничего не происходит, зато исследуется банально простой вопрос: как жить? Не надо быть философом, чтобы понять: надо жить так, чтобы не умереть в одиночестве со старой, потрепанной, давно прочитанной книгой в трамвае – морозильной камере без ступенек, – раздавленным пожилой дамочкой, не успевшей ухватиться за поручни. Вот как надо жить.
