Леда развернулась и ушла в свою комнату, а семья расходиться не спешила. Слишком большое потрясение они испытали для того, чтобы думать, что удастся уснуть.
– Аннушка, завари-ка ты нам, голубушка, кипрея. А ты, Андрюша, сходи в сени, принеси плошку с голубелью. И мёд захвати.
– Что скажешь, Игнатьич? Пришла беда – отворяй ворота?
– Ну, зачем ты так, Катюша. Мы люди служивые. Нас с детства к этой службе готовили. И тебя и меня. Мы всегда знали, что можем понадобиться в любой момент. А уж когда эта чехарда в стране началась, то всякие сомнения отпали в скором призыве. Разве не так?
– Так, Степан, так. Признаться, не ожидала Леду увидеть в качестве эфора… Хм… Соседская девчонка – эфор.
– И для меня это было полной неожиданностью. Помнится, я её последний раз видел у бабки Петровны на летних каникулах. Она тогда приезжала после первого курса института. И с тех пор мы о ней ничего не слышали. Петровна ведь всегда хвасталась своими внуками, но о Леде никогда ничего не рассказывала. Да мы, в общем-то, и не спрашивали.
– Да, надо признать, мы ничего о ней не знаем. Хоть она для нас и троюродная, но всё же она наша семья. Почему же мы остались в стороне, когда принималось такое судьбоносное для семьи решение, как выдвижение одного из её членов в эфоры?
– Времена изменились. Уже и не спрашивают мнения семьи. Остаётся надеяться лишь на то, что случайностей в нашем деле, по-прежнему, не бывает. Вот и Андрюшка не случайный человек. Хоть и темнит маленько про своё невежество.
В комнату вошла Анна. Она, так же как и все, была озадачена событиями вечера:
– Значит сказки бабы Софы – не сказки.
– Не сказки, а учебный материал. Ты, по большому счёту, всё с самого детства знаешь. Только до поры не знала, что знаешь. Потому и знания свои не применяла – надобности в этом не было. И слава богу.
– Так уж и не применяла. В Петербурге, когда автобус долго не приезжал, я стояла на остановке и шептала, как Василиса из бабушкиной сказки: двадцать-двадцать-двадцать… и автобус быстренько появлялся из-за угла.
– Вы что, устроили вечер воспоминаний? – улыбнулся вернувшийся из сеней Андрей. В одной руке он нёс баночку с мёдом, в другой голубичное варенье.
– Ты, Андрюша, зря посмеиваешься-то. Вот смотри, в руках у тебя наисильнейшее оружие, если об этом знать.
Андрей недоумённо посмотрел на свои руки:
– Запустить в недруга банкой с мёдом – пусть у него всё слипнется.
– Вот ведь, балбес какой! – рассердилась Катерина. – Все обряды на меду сильнодействующие. Ведь в медок природа заложила силу огромную. И не только простуды им лечат, но и удачу, и любовь с его помощью привлекают.
– О, куда не ткни – всюду магическая хрень, – простонал Андрей.
– Так и есть, дорогой, так и есть. Только профаны живут в одном-то измерении. А нормальные люди в повседневной жизни постоянно используют их два, а то и три. Те, кто пользуется четырьмя-пятью – обладают выдающимися талантами. А кому открыт доступ в семь и более – те маги да ведьмы.
– Ага, это потому, что они семи пядей во лбу, – поддакнул Андрей, не отпуская шутливого тона, и не желая переходить на серьёзный лад.
Это его веселье каждый раз раздражало Катерину: «Что ж такое-то, уже второй год живёт в семье. И всё никак не возьмёт в толк простые, казалось бы, вещи. Ведь с самого начала, как только протестировали и приняли в свой круг, Игнатьич начал обучать его магии леса. Аннушка давала уроки любовной магии, а я обыденной, бытовой. Как же он может насмехаться и всем своим видом демонстрировать неверие?»
