– Вить, я тут.
– Чего там у тебя случилось?
– Да блин, зомбяк какой-то мотается посреди дороги, чуть не сбил к хренам. Обкуренный совершенно. Или псих.
– Чёрт, ты осторожней.
– Откуда он только взялся!
– Да тут у нас наркодиспансер, как раз между нами и Паникой. Вообще, мы редко их видим, там следят, но иногда случается.
– Весело вы тут живете.
– Не жалуемся. Так ты понял, как доехать?
– Понял. Скоро буду.
Сергей сбросил вызов и выключил телефон. Вообще. Потому что от Светы было два пропущенных только за время разговора со Щукарёвым. Выключил – и расслабился. И тут же увидел, что навигатор снова работает, а до Чёрных Ключей осталось меньше километра.
Жизнь налаживалась.
9.
Никаких шашлыков не было, когда он приехал, и выпить ему тоже не дали. Встретив его у ворот, Витька сказал, что не купаться в такую жару – грех, и, перекусив ледяной окрошкой, они поехали на озеро, и там купались, как в детстве, до дрожи, до посиневших губ, наслаждаясь прозрачной водой, и телефонов не было в этом дне, и жен, и работы. Было широкое небо с маленькими текучими облаками, озеро, песчаный пляж и темная стена леса.
Они вернулись на дачу к вечеру, голодные до невозможности и стали разжигать мангал, нанизывать на шампуры с утра замоченный шашлык.
А в сумерках Сергей сидел в беседке, за накрытым столом и, ожидая, пока Щукарёв принесет шипящие раскаленным жиром шашлыки, смотрел на крыльцо, под завязку забитое цветами в горшках.
– Слушай, – сказал он. – А чего у тебя тут цветы?
– Это Вероникины, – ответил Щукарев. Он внес в беседку ароматное мясо, положил шампуры поперек огромного блюда и, сев за стол, немедленно начал разливать по стопкам водку из запотевшей, только из холодильника, бутылки. Сергей тут же взял себе шашлык и начал жадно есть: это было невероятно вкусно. Жуя, спросил:
– Я думал, дача теперь только твоя.
– Так и есть.
– Так с чего тут её горшки?
– Слушай, ну… Вот чёрт! – Щукарёв немедленно и сильно расстроился. Глядя на него, Сергей даже перестал есть. – Не успела ещё забрать. Мы ведь два дня назад ещё не собирались разводиться. Потом поссорились так хреново, чуть не до драки, и оба поняли, что дальше так нельзя. Слово за слово: "Давай на развод подадим? – А давай!" И вчера пошли и написали заявление.
Щукарёв замолчал. Сергей, пытаясь вернуть дню изначальный настрой, поднял стопку и сказал:
– Ну, за твой развод!
Он потянулся к Щукарёву, чтобы чокнуться, но тот неожиданно отвел руку со стопкой и, не чокаясь, выпил. Сергей испугался: таким он Витьку никогда не видел.
– Вить, ты чего? – спросил он. – Почему не чокаясь? Вероника же не умерла…
– Она нет. Я – почти да, – резко сказал Щукарёв. – А с ней не будет ничего из-за моей стопки, она нас всех переживет.
Щукарёв посмотрел на Сергея, увидел, как тот напрягся, и ему стало совестно: уж Серега-то точно был не виноват ни в разводе, ни в Вероникиных финтах, ни в том, что его заманили сюда под предлогом шашлыков: Виктор боялся, что в одиночестве окончательно расклеится, потому что при всей ненависти к Веронике, при всем раздражении, которое она так мастерски вызывала, развод не принес ему облегчения, наоборот – стало как-то невыносимо больно и выть хотелось…
– Ладно, – уступая, сказал он, – хочешь чокаться – буду чокаться с тобой. Давай.
Сергей так и не поставил стопку на стол, держал, полную, в руке, и Щукарёв налил себе сам, поднял, легко стукнул стеклом о стекло:
