Пантеон - страница 3

– Мой подарок тебе, – прошептал Марк. Нет, конечно же, не только для Эбби. Он это делал и для себя. Но все слышали именно то, что сказано вслух. Они внимали, дивились и плакали, поражаясь щедрости дара. Громом слова его неслись по округе, голосом Зевса клокотали от Олимпа до подземных недр Тартара, где Центиманы сотнями кулаков молотят старые кости Титанов. Даже далеко-далеко отсюда, даже во сне, за рулем или во время медитаций перед люминесцирующими квадратами различного генеза достигала эта фраза ушей смертных, полубогов и божеств истинных.

Фантом VI несся прочь от Крипстоун-Крик. Эбби Андерсон – навстречу Пантеону. Они его заметили.

Начало сентября 1989.

Эбби все больше напоминал себе отца. И не желал такой участи. Не то чтобы мистер Андерсон казался ему отвратительным внешне, эдаким обрюзгшим и лысеющим мужчиной с ворохом комплексов и последующим за пережитым кризисом среднего возраста очередным еще каким-то там кризисом современного человека на более поздней стадии эволюции по направлению к неизбежному exitus letalis – зависимого от столбцов котировок, цен на газ, выброса CO2, отнюдь не оптовой стоимости товаров в Wal-Mart Stores и главное: проблематикой падальщиков саванны – бесконечным поиском легкой наживы среди кризисов (у других персонажей жизненной истории) не только личных, но и экономических. О, чего не отнять, того не отнять! Отец оставался заядлым авантюристом, что никак не могло радовать миссис Андерсон, которую одно упоминание “Русской рулетки” ввергало в ступор и ужас. Вероятно, ее тщедушное сознание начинало тормозить еще на слове “Русская” (Холодная война не окончена!), а вот на “рулетке” ее воображение совершенно заканчивалось, рисуя огни казино, в котором глава семейства потратил их состояние.

– Все на красное?

– Нет! На черное!

Галдят, орут, перебивают друг друга.

– Вы уверены, господа?

– А если… на зеленое. А? Зеро. Фортуна любит наглых.

Трыньк, трыньк, трыньк…

И… Нет, шансы ведь столь малы. А дальше…

Трыньк, трыньк, трыньк – стальное и холодное тиканье орудия смерти.

Затем…

Пуф!

На ковре – красное. Перед глазами – черное. Никакого зеленого.

That’s all Folks!

Вот так она это и видела и тряслась заячьим страхом. Ах, эта миссис Андерсон! На нее, между прочим, Альберт вообще никак не походил.

– Кто эта женщина? Она украла этого мальчика? Подменила в родильном госпитале? Усыновила? – Такое могли бы выдавать сплетницы, которые видели, как мать вела маленького сына за руку, несколько подросшего мальчугана – в начальную школу, а ныне – провожала бы на станции.

Но миссис Андерсон не гуляла с Эбби (За что мы платим няне?!), не водила никуда (Вот еще, делать мне нечего!) и не подвозила лично (Есть же шофер!), да и вообще: Альберт не любит нас и не хочет жить с нами! А уж тем более она не собиралась нарушать этих традиций ныне, чтобы еще и провожать девятнадцатилетнего парня (уже второкурсника) на учебу, которая в дальнейшем ничего не принесет ни им (а сие первостепенно важно), ни ему.

– И сколько зарабатывает искусствовед в современном мире? Ты хоть понимаешь, как тяжко взобраться на эту гору? И с чем ты туда пойдешь? Ведь художники нынче ленивы и рисуют сплошную похабщину. Тьфу! Я бы не пожелала видеть их “шедевры” в нашем доме, не только я, но и другие люди не станут за такое платить! – твердила она до поступления и совсем недавно – вот столько раз они и виделись за год с лишним. На каникулах Эбби заехал к ним в Нейпервилл – так и не понял зачем… Чтобы развеяться? Ха! Убедиться, что их отношения по-прежнему плохи? Нет, уже не столь скверно от их слов, пожалуй. Может ли нечто быть плохим, если тебе до этого никакого дела?