Папа для Одуванчика - страница 30
И еще во мне крепла уверенность, что я только что стремительно взлетела на вершину счастья, и теперь меня ждало такое стремительное падение.
Эта уверенность подтвердилась уже сегодняшним днем, когда Дуняшка спала.
Раздался звонок с неизвестного номера, и у меня противно заныло под ложечкой в предчувствии какой-то гадости.
- Слушаю, - коротко отозвалась я, взяв трубку.
- Доченька, здравствуй! Прости, что долго не звонила. Ты же знаешь, в Германии очень дорогая связь.
С языка чуть не слетел упрек: «Связь дороже чем дети?» Но я притормозила. Выговаривать матери что-либо – бесперспективное занятие. Она же всегда права. И это пункт первый. И второй. Если мама неправа, смотри пункт первый.
Сказать, что я обрадовалась ее звонку? Положа руку на сердце – нет. Скорей я ждала подвоха.
И мама не подвела. Оправдала мои ожидания…
13. Глава 12
Правда, огорошила она меня не сразу. Прощупывала почву, пытаясь вызвать сочувствие.
- Тасенька, я очень соскучилась, - почти с натуральной ностальгической тоской заявила она. – Мне вас так не хватало. И тебя, и крошки Танечки.
Это вот зря она сказала. Тут явный перебор. Но, как хорошая девочка, я не прокомментировала. Хотя хорошая девочка наверняка бы сказала, что мы тоже соскучились. Как же сложно с такими людьми! Понимаешь, что врет, но уличить в этом тебе что-то не позволяет. То ли силы духа не хватает, чтоб резать правду –матку в глаза. То ли воспитание останавливает. И в итоге чувствуешь себя так, будто это ты в чем-то виноват. И мне хотелось бы закончить побыстрей разговор, чтобы не утонуть в потоке лицемерия. Но, к счастью, у эгоистичных людей в приоритете одна тема - я любимый. Поэтому признания в любви закончились, и я могла перейти в «режим ожидания», не включаясь эмоционально.
- Дочка, я вернулась.
Повисла пауза, и я не знала, как на нее отреагировать. Очень хотелось сказать: «Ну и что я должна делать с этой информацией?»
Но я не решилась. А мама, словно и не заметив моей незаинтересованности, продолжила.
- Ты знаешь, люди, конечно, приспосабливаются. Но я не смогла. Немцы, они совершенно другие. Вот абсолютно другие. И переселенцам всяким не рады. Я выучила несколько фраз, которых достаточно до того, чтобы сходить в магазин. И что ты думаешь?! Они меня не обслуживают! Смотрят, как на пустое место и талдычат – нихт ферштеен! И отпускают товар другим!
Без знания языка на работу не берут.
- Ну язык бы ты выучила по-любому, раз собиралась там жить, - осторожно заметила я. Хотя понимаю, что мама овладела парикмахерским искусством только потому, что ей это нравилось сначала. А что касается интеллектуальных усилий, так они ее утомляли больше чем работа в огороде.
- Да, но ты не представляешь, как это тяжело! Эти все ди, дер, дас, вас ист дас! И ладно бы с преподавателем! А то по самоучителю. Курт-то оказался таким скрягой! Он мне писал – майн либе, майн либе! Все преодолеем, со всем справимся. Я думала, что это любовь всей моей жизни! Представляешь! А он запрещал мне принимать ванну! Говорит, к чему бессмысленная трата воды и соответственно, денег, если прекрасно можно помыться под душем. И то стоит рядом и следит, чтобы перед тем, как я буду намыливаться, не забыла выключить воду. И только потом включить, чтобы смыть пену. И это еще не все. Если делаешь бутерброды, значит, должно быть каждому по одному с сыром, по одному с колбасой. И все. И невероятное, до зубовного скрежета занудство. Правильность и пунктуальность, от которой тошнит.