Я не нужна Альфе, Альфа меня бросил. Я плохая девочка.
Слезы сами собой катятся из глаз, обняв себя, я опускаюсь на пол.
Я плохая. Плохая.
— Эй, плакса, хватит разводить тут сырость.
От испуга я замираю и перестаю дышать. Я даже и не подумала о том, что в камере может быть кто-то еще. Холодок пробегает вдоль позвоночника, и я медленно оборачиваюсь.
В камере еще несколько женщин, сосчитать их у меня нет ни сил, ни желания, да и в полумраке не так чтобы все можно четко разглядеть. Я остро чувствую на себе недружелюбные и заинтересованные взгляды.
Нехорошее предчувствие колет в солнечное сплетение, завязываясь в узел.
— Сюда иди.
Реагировать не хочется, но я все же поднимаю глаза и пытаюсь сфокусироваться на говорящей женщине. У той круглое лицо, все в царапинах, словно она поцапалась с бешеной кошкой, глаза с прищуром глядят совсем не по-доброму. Подходить к такой мне совершенно не хочется.
— Че расселась? — гаркает женщина. — Сюда иди, я сказала.
Боже, я попала в ад. Как же мне отсюда выбраться?
18. 18
Мои самые худшие опасения, к счастью, не оправдались. Поначалу показавшиеся мне крайне пугающими и недружелюбными сокамерницы оказались вполне себе нормальными. Даже та, с расцарапанным лицом. Оказалось, что она действительно поцапалась с “драной кошкой”, как она сама называла любовницу своего мужа.
Поначалу соседки обступили меня, и я уже приготовилась быть избитой, но они только поглядели на меня и, видимо, сочтя меня и так достаточно жалкой, трогать не стали.
Поняв, что дразнить удачу не стоит, я вежливо поинтересовалась, где могу лечь, и, поплетясь в указанную сторону, опустилась на самый жесткий матрас на свете. Свернулась в позу эмбриона и, закусив губу, постаралась не плакать.
Конечно, мне это не удалось. И вот спустя мгновение я уже заливаюсь слезами, уткнувшись в вонючую подушку, словно набитую опилками. Ну не получается у меня стойко выносить все то, что на меня навалилось. А может, и не нужно? Что я, не человек, что ли?
Я слышу за спиной голоса, но из-за собственных всхлипов не могу, да и не стараюсь разобрать слов.
— Эй, новенькая. Может, поговорить хочешь? — кто-то садится прямо у меня за спиной.
Я вою что-то в ответ, разговаривать не хочу. Вообще ничего не хочу. Нет… Невыносимо хочу, чтобы Нарсул вернулся и забрал меня, абы снова могла почувствовать его тепло и запах. Сжавшись еще сильнее, чтобы унять боль внизу живота, я качаю головой, давясь слезами.
Теплая тяжелая рука опускается мне на спину, и это служит спусковым крючком. Я за такое короткое время уже совсем забыла, что значит теплое сочувствующее прикосновение.
— Ты выговорись, легче станет…
Откровенничать с незнакомыми людьми не мое привычное занятие, но, видимо, это то, что мне сейчас необходимо. Разуму необходимо излить на кого-то весь тот ужас, который в нем кипит.
И я начинаю говорить, рыдая, давясь всхлипами и размазывая сопли по лицу.
Я даже не замечаю, как оказываюсь в объятиях той самой недружелюбной расцарапанной сокамерницы. Именно она качает меня, как ребенка, и гладит по спине.
— Ты не реви, все будет нормально. И даже если тебя завтра не оправдают, поверь… То, что ты Омега, твой билет в светлое будущее.
Замерев в руках женщины, я даже всхлипывать перестаю. Отстраняюсь и удивленно вглядываюсь в ее лицо.
— Счастливое будущее?
— Да, ты думаешь, эти… Высшие просто так рыскают повсюду и забирают себе таких, как ты? Им без вас никак. Они же не просто так сюда прилетели.
