— Я — Маша. — шепчу подлетев.
— Машенька! Миллион алых... Практически алых роз, для прекрасной дамы! — сообщает громко, тоном человека на которого вот прямо сейчас свалилось счастье. В лотерею миллиард выиграл. Хватает свободную от пакетов руку, склоняется, касается тыльной стороны ладони прохладными губами. Покосилась на Генку. Стоит, где стоял, руки на груди скрестил, наблюдает.
Гришка — брат, выпускает мою руку, пытается вытряхнуть цветы из ведра. Букет с трудом, но вылезает... Катастрофа. Стебли роз, по всему периметру букета надломлены и безжизненно падают. Не хочу доставить удовольствие некоторым! Продефилировать мимо с переломанным букетом.
— Оставь в ведре! Как обещал. Пусть будет так, как я хотела... Ведро и розы...
Гришка послушно запихивает цветы назад. Что обо мне думает... Трудно сказать.
— Машенька, я подниму в квартиру, — Григорий одной рукой подхватывает ведерко с цветами, второй ко мне с целью сумки забрать тянется.
— Нет. — Шепчу тихо, — я сама. Не упрямлюсь, но после бабулиных высказываний про Ваньку, показывать ей еще и Гришу остерегаюсь. На всякий случай.
Кое как удерживая пакеты, обнимаю ведро... Тяжеловато, однако... Хорошо ведро пластмассовое. Тычусь лицом в цветы, улыбаюсь мечтательно... Интересно, что сказал бы Станиславский?
А дальше, произошло, то чего никак не ожидала. Распахнулась подъездная дверь, я отодвинула цветы от лица, смотрю на выскочившего наружу малыша. Можно было и не смотреть, с закрытыми глазами, из тысячи узнаю, самый родной и любимый топот бегущих ко мне маленьких ножек. Восторженный детский голос:
— Ух ты! Мамочка! Какая ты! Сколько цветов! Ух ты! — сынишка с хоккейной клюшкой в руках, с сияющим от радости личиком летел ко мне мимо Генки, следом неторопливо шла бабушка.
— Мам! Мы тебя встречать вышли! И заодно шайбу погонять! Ты не волнуйся, не на коробку, во дворе мальчишки, большой пятак раскатали! Я Додыра сам читал! Две страницы... Ух ты! Какая штуковина! — подлетевший Мишка тараторит без умолку. Бабушка тактично у скамейки остановилась.
Бросаю взгляд туда, где стоял Генка. Там его нет, подошел к нам ближе. Встал в нескольких метрах, рядом с растущей у дома березой. Выражения лица не вижу, но понимаю, что пристально смотрит на нас, руки от груди убрал, сунул в карманы.
— Плевать я на тебя хотела. Смотри сколько хочешь. Рискнешь обидеть моего сына, точно порву на куски, голыми руками. — мысленно посылаю в Генкину сторону.
— Мишаня, какого Додыра ты читал? — спрашиваю сынулю, продолжая борьбу с выскальзывающими пакетами.
— Ой мам, тебе неудобно, давай сумки возьму, — всполошился мой внимательный, маленький мужчина, тянет из моих рук пакет, а сам то на Гришку, то на байк посматривает. — Додыра обыкновенного, говорящую раковину, которая в спальне жила.
— Мишаня, мы так, ручки у сумки порвем, — осторожно отстраняю своего помощника, — постой здесь, я к бабуле на скамейку отнесу. Шагаю к бабуле, безмятежно улыбаясь. Генкин взгляд кожей чувствую. Достал!
— Какая штукенция! Это твоя? Вау! Ты же днем был с не такими волосами... — Мишка переключается на Григория, правда, кажется, путает его с Ванечкой.
— Волосы отрастил, мотоцикл мой! Хочешь посидеть?
— Ух ты! Можно?
— Нужно!
— Какое сидение мягкое... Он быстро ездит?
— Очень. Летает.
— Как ты думаешь, нас из вон того окошка, на верхнем этаже видно? Здорово если видно... Там Лешка живет, он большой, в первый класс ходит. Вдруг увидит меня с тобой и не будет дразнится, что меня в капусте нашли...
