Просыпалась по утрам, готовила мужу завтрак, ехала на работу… и терялась. Как если бы мир вокруг лишился половины своих красок.
— Нина, — пыталась приободрить меня по телефону мама, — вы с Ильёй ещё молоды, всё может десять раз поменяться. В мире ещё и не такие чудеса происходят.
— Мама, ну какие чудеса! — злилась я. В этот период уровень прагматизма во мне практически достиг своих пределов. — Я врач…
— Вот именно. Ты врач, у тебя такая благородная профессия, — продолжала свою вдохновляющую речь родительница. Я, правда, не удержалась и закатила глаза. Медицина давно утратила для меня львиную долю своего романтизма. Весь этот пафос о спасении жизней выветрился из моей головы в течение первых двух лет работы участковым педиатром. Ибо если относиться ко всему как к великой миссии, можно смело тронуться умом. — Говорят же: делай что должен, и будь что будет.
Спорить я не стала, лишь в очередной раз сделала себе пометку на будущее о том, что лучше мне помалкивать о своих переживаниях, ибо единственное, что мне могли предложить окружающие, — это верить.
Впрочем, я и так не особо выносила свои чувства на обозрение. Даже мужу объяснить не могла, что именно меня так тревожит. Ну подумаешь, детей нет. Ну так я и до этого без них была вполне счастлива. Главное, что у меня имелись муж, любимая работа и… В общем, убедить себя в том, что всё ещё впереди, не составляло особого труда.
А потом мы как-то вместе пришли к идее ЭКО.
— Давай попробуем, — предложил Илья, полный оптимизма и довольный тем, что смог найти выход из ситуации. Как раз то самое «поднажать».
Я хоть и испугалась, но согласилась, практически не раздумывая:
— Давай.
***
Морально готовилась ко всему. Даже Нечаеву ходила и зудела, чтобы он не рассчитывал на удачу с первого раза, повторяя свою идиотскую мантру: «Бывает по-разному…»
— Да ты оптимист, — однажды вечером вздохнул Нечаев, явно устав от моего нытья.
— Не смешно! — надулась я. Гормональная терапия перед подсадкой эмбрионов сделала меня чувствительной ко всему. — Я же о тебе беспокоюсь, чтобы потом разочарования не было!
— А что обо мне-то беспокоиться? — удивился муж. — Я тебя любой люблю. Без разницы — с ребёнком или нет.
— Это ты сейчас так говоришь, — расстроилась окончательно, задетая его словами. Ощущение было такое, что беременность ждала только я. — А через пару лет ты захочешь иметь наследника.
— Поверь мне, через пару лет я буду хотеть одного — адекватную жену.
— То есть я неадекватная?! — взвилась, подскочив с дивана, на котором сидела до этого. Мне кажется, что в тот период я могла среагировать абсолютно на всё, даже на просто показанный палец, и даже не средний.
Илюха снисходительно хмыкнул и, обхватив меня за талию, усадил к себе на колени.
— То есть ты слишком сильно себя накручиваешь, — как для маленькой пояснил он, — но меня это вполне устраивает.
— Вполне?
— Вполне, — повторил Нечаев, усмехнувшись мне в шею. — Я тебе однажды обещал, что у нас всё будет? Обещал. Значит, будет.
Спокойствие Ильи действовало на меня гипнотически, и мне действительно хотелось верить, что всё будет хорошо. Не знаю, что явилось решающим фактором — достижения в области медицины, магия звёзд или нечаевская самоуверенность, но у нас и вправду получилось. С первого раза.
— Поздравляю, — просиял наш врач, водя датчиком по моему плоскому животу. — У нас два закрепившихся эмбриона.
