Начал осторожно задвигать ей про Будду. Слушает. Пока не понять – интересно ей или нет. Я дальше иду: рассказываю про китайские книжки, про их древнюю мудрость и прочее.
– Хочешь, – говорю, – стихи послушать?
– Давай, – кивает.
И вот, пока она пирожное уплетала, я ей читанул классный стих из «Шицзин», который выучил наизусть накануне. Называется «Дева вместе со мной в колеснице».
Дева, что вместе со мной в колеснице сидит,
Сливы цветок мне напомнила цветом ланит…
– Чего? – Светка спрашивает.
– Что – чего?
– Цветом чего?
– Ланит.
– A что это такое – «ланиты»?
Вот это номер! A я и не знаю. Когда учил стихи, пропустил мимо ушей. Ну, ланиты и ланиты! Мало ли что они там в Китае придумают.
– Неужели ты не знаешь, что такое ланиты? – спрашиваю я, чтобы потянуть время.
– Не знаю, – капризно так отвечает.
Чувствую, что если сейчас не расскажу ей все про ланиты, уйдет навеки. Надулась уже, ложечкой в мороженом ковыряет.
– Сейчас я еще соку принесу, – сказал я и поднялся.
Оглядываюсь вокруг – и вдруг на мое счастье вижу в углу старушку за мороженым. Такая типичная петербуржка, в шляпке и в очках. Бросаюсь к ней.
– Бабушка, вы не можете мне помочь?
– Во-первых, невежливо называть даму, пусть и пожилую, бабушкой, – говорит она. – Во-вторых, я тебя слушаю.
– Что такое «ланиты»?
– Эх, дитя мое… – вздохнула она. – Ланиты – это… A зачем тебе?
– Встретилось такое китайское слово в книжке, а я не знаю…
– Ланиты – это щеки, мой мальчик. И слово это – русское, только старое. Господи, что за век, что за нравы! – снова вздохнула она.
Я бросился к Светке, поставил стаканы с соком.
– Ну, что такое ланиты? – она не отступает.
– Aх, ланиты… Ну, это и ежу понятно. Ланиты – это щеки. По-древнерусски.
– Правда? – удивилась она и даже пощупала свои щеки. A они у нее, как цветок сливы, правда, хотя я цветка сливы никогда не видел.
В общем, вышел я из трудного положения и значительно укрепил свою репутацию посредством китайских стихов и русских ланит. Светка рассталась со мною задумчивая. Что-то я заронил в ее душу. Мне бы теперь еще кирпич расколоть – и все в ажуре.
После каникул приходим мы в школу, чувствуем – какая-то паника. Учителя бегают, милиционер прошел по коридору, да не простой, а майор. Собрались мы в классе, вбегает наша Клавдия Антоновна, ей два года до пенсии, и заявляет:
– Ребята, кто видел Володю Феденева и когда?
Все стали припоминать. Я тоже припомнил и сказал:
– Видел неделю назад у него дома.
– A потом?
– Потом не видел.
– Господи, какое несчастье! – восклицает Клавдия.
Мы, конечно, стали выяснять и выяснили. Батюшка Светы! Файл три дня как пропал. Никто его в глаза не видел – ни папа, ни мама, ни милиция. При его аккуратности и умении считать каждую минуту – это ужасное и пугающее происшествие. Главное, непонятно, откуда он исчез, потому что вся его верхняя одежда осталась дома – пальто там, ботинки, шапка вязаная. Не мог же он в ноябре выйти из дому налегке? И дома его нет, все обыскали.
Мы перепугались, особенно девчонки. A тут еще милиционер пришел и стал дальше пугать: нельзя разговаривать с неизвестными, нельзя с ними никуда ходить, нужно избегать темных дворов и пустынных улиц… Короче, запугал до смерти.
Жалко, конечно, Файла. Он придурок, но талантливый. Может, вышло бы из него что-нибудь путное. Или загреб бы свои доллары, мне не жалко. A вот исчез – и как будто не было.
