– Да вроде нет.
– Тогда поехали с нами. У Лизы Ниман сегодня вечеринка. Она клевая. Может, ты ее уже видел в городе? Рыжая-прерыжая, волосы торчком, красит пряди в фиолетовый, серебристый и прочие безумные цвета. Любит шутить, что это бунт против рыжести.
– Против чего?
– Извини, я не хотел обидеть рыжих. – Он примолк. – У тебя, наверное, девушка рыжая?
– Что? Нет.
Он рассмеялся грудным смехом, точь-в-точь как его отец.
– Ребекка постоянно твердит, что у меня талант ляпнуть не подумав. Так, значит, у тебя нет девушки?
Мог бы даже не спрашивать.
– Нет.
– Хорошо, я это запомню. Тогда, может, займешься Лизой?
– Не знаю, – пробормотал я.
Он ухмыльнулся.
– В общем, она сегодня звала всех желающих. Родители у нее мануальщики, они свалили в Атланту на какой-то съезд мануальщиков, кому скажи, не поверят, но Лиза говорит, это правда. – Он задумался. – Ну да это неважно. А важно то, что у Ниман вечеринка, вот мы тебя там со всеми и познакомим.
Я попытался выдумать предлог, чтобы не ехать. Нам с отцом надо заниматься? Разбирать вещи?
– Ну, я…
– Возражения не принимаются. Познакомишься с народом.
– Да, но…
– Вот и отлично. Ты на машине?
Машины у меня не было. Мы перегнали из Бруклина два автомобиля, мамину старую “хонду сивик” и папин “ниссан верса”. В Нью-Йорке мне машина была не нужна – куда бы я ездил, в библиотеку? – но я понимал, что прикатить на вечеринку на велосипеде немыслимо, меня засмеют.
– Нет, – смущенно признался я.
– Ладно, поедешь со мной. Мобильник у тебя есть?
– Есть.
Он протянул мне айфон, я набрал свой номер.
– Круто. В восемь?
– А что я родителям скажу? – выпалил я, не подумав.
Фирменный смех Харрисов.
– Скажи им, что мы с тобой поедем гулять, или есть мороженое, или как вы там развлекаетесь в Бруклине.
Он хлопнул меня по плечу и направился к себе.
* * *
– Говорю тебе, эти дети совершенно другие.
За ужином мать с восторгом описывала свой первый рабочий день.
Отец положил себе еще ложку соуса к мясу.
– В каком смысле?
– Начнем с того, что они на световые годы опережают четвероклассников, которых я учила раньше, притом что эти милые малыши только во втором классе. Я не преувеличиваю, Яаков. На световые годы. Как они читают, пишут, делят в столбик. Половина из них уже знают, в какой колледж будут поступать, и рассуждают о политике. Хоть один из моих четвероклассников в “Тора Тмима” разве знал, как зовут президента?
– Шломо Мандельбаум, – сказал я, накручивая спагетти на вилку. – Он точно знал, что к чему.
– Верно. Значит, только один.
– Интересно, – произнес отец. – Светский мир понимать очень важно. Но во всем есть свои плюсы и минусы. Вряд ли они станут изучать Хумаш[58], например.
– Не знаю. – Мать отложила вилку. – Я совсем не удивлюсь, если станут, особенно если их родители решат, это все равно что изучать иностранный язык. Эти дети занимаются с репетиторами едва ли не с самого рождения. Они развиты не по годам, даже, пожалуй, слишком. На уроках сущие ангелы, хотя молиться не любят. Один пинал мячик во время “Алейну”[59]. В общем, я пока ничего не понимаю.
– Кстати, – с набитым ртом проговорил отец, – я сегодня все забронировал.
– Что забронировал? – спросил я.
– Гостиницу на бар-мицву Меира. Норман уломал меня заказать через знакомого турагента.
– Наверное, ему платят проценты с каждой сделки, – пробормотала мать. – Этому гонофу[60].
– Наверное, – согласился отец.
Я прикусил щеку.
