– Пур бэби… Тогда стэй здесь.
Я как-то не поняла, с чего я вдруг, такая бедная крошка, и вопросительно посмотрела на Кана.
– Я сказал, что группа ученых обнаружила в твоем черепе клетку мозга и пытается ее клонировать, – спокойно объяснил Дима, и я не поняла, шутит он, или на самом деле такое ляпнул. – Поэтому тебе нельзя уезжать из Хабаровска.
Женя что-то еще сказал.
– Он говорит, что удивлен тем, что у тебя вообще была целая одна клетка, – увлекся Дима.
Женя так горячо кивнул, словно на самом деле именно так и сказал. Добавил сокрушенно:
– Красивая герл всегда ебанютяя!
Я хмыкнула… Ему до сих пор, как видно, не объяснили, что это грубое слово. Женя пользовался им легко и непринужденно, как словом «глупышка». В отличие от мистера Кана, который тем же словом пользовался по делу, он явно не хотел меня обижать.
– Согласен! – душевно ответил Кан.
– Что он тебе сказал?!
– Напомнил, как ты «работала».
– Американ бой помню? – спросил вдруг Женя и Дима снова умолк и заледенел. – Сёуле, ты и бой качи? Итэвон?.. Бой тюрьма сидети!
Боль хлынула, я отшатнулась, прижав ладони ко рту. Кан опустил глаза и так крепко сжал зубы, словно крепился, чтобы не ляпнуть очередную остроту.
– Бой – негр убить, – Женя провел большим пальцем по горлу. – Полиция его арестовывать.
– Ончже? – спросила я одними губами, хотя в глубине души все время знала когда.
Вот, почему он не позвонил.
– Мула… Не знаю. Полиция приходить мотель. Помнишь, я тебя ждать?..
Улыбка дрожала, распятая на губах. Я плакала и смеялась. Женя беспомощно топтался рядом со мной, явно сожалея о том, что все мне сказал. Я внутренне умирала и ликовала одновременно: Скотт не бросил меня!.. Скотт был в тюрьме…
Сдохни, Димочка!
Кан вдруг меня обнял и, усадив на пол, дал свой носовой платок.
– Все, все. Не смейся так… – что-то в сторону по-корейски.
Я подчинилась, вытерла слезы, прижав колени к груди. Это было самое печальное и в то же время, прекрасное из всего, что Женя когда-либо говорил мне. Скотт не бросил меня. Не бросил! Самое трудное было не запрыгать сейчас, показывая Кану «факи» и вереща: выкуси-выкуси! Потом до меня дошло.
– Ты знал! – прошептала я. – Ты знал это! Вот о чем ты тогда говорил в спортзале!..
Дима мрачно поглядывал на меня, прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Его девушки выкрикивали фамилии, раздавая кандидаткам бумажные номера.
– Мне жаль, – сказал Кан, присаживаясь на корточки. – Я думал, ты была в курсе…
Его теплая ладонь легла на мое колено. Оно превратилось в пудинг. Скотт забылся. Запах парфюмаа, которым я обрызгивала подушки в номере, Диминого парфюма, бил по обонятельным нервам. Хотелось схватиться за его плечи; опрокинуться на спину, притянуть его на себя…
– Ни хрена тебе не жаль, – ответила я, и дернула ногой, пока он не понял, как сильно я завелась. – Не прикасайся ко мне, скотина! Ты знал, что он не бросил меня, но все равно, все равно меня унижал!..
Он убрал руку и встал.
– Футболисты двух негров подписали, – сказал он сверху, ничего не выражающим тоном. – Хочешь, я кого-нибудь из них грохну? Или, обоих?.. Просто так. Чтоб тебе приятное сделать.
На миг я онемела от его подлости. Так вывернуть все! Скотт не убивал того негра, он меня у него отбил. Если он и убил его, то совсем не нарочно. В ярости… Потом я похолодела: вспомнила, как сама ударила. Пнула в лицо. Ногой.
Быть может, Скотт меня выдал? Или, наоборот? Не выдал?..
