Точно как с текущей водой. Никакой реальной преграды – но что-то внутри протестует, отказывается пересечь незримую черту. Кеннис протянул руку – и будто наткнулся на стену.
– …пш-шел на кир отседа!.. – донесся откуда-то снизу чуть слышный шепоток. – Мой дом!.. мой!..
А, вот что это. Мелкое домашнее божество, дух жилища. Старичина Дзо рассказывал про таких. Они есть далеко не в каждом доме, но там, где есть – властвуют безраздельно. Других духов к себе не пускают.
Выходит, Кеннис не такой уж и всесильный. Его это почему-то задело и он пустил внутрь убивающее заклятие. Однако оно тоже расплескалось о пустоту.
– Мои люди!.. – донесся все тот же злой шепот. – Мои жильцы!.. Пшел на кир!..
Люди внутри не слышали голоса домового духа. Зато видели, как Кеннис бьется о дверной проем, словно там по-прежнему висит дверь. Выглядывающая из-под лавки девочка испуганно хихикнула.
– Пусти меня! – гневно воскликнул Кеннис.
Жильцы смотрели молча. Они решили, что Кеннис обращается к ним, но ответить никто не осмелился.
– Пусти! – повысил голос Кеннис.
– Нет! – донеслось из-под пола.
– Впусти или будет хуже!
– Мы тут уже все знаем, кто ты такой! – прошипел домовый дух. – Повсюду разнесли! Никто из наших тебя не пустит, паргоронское отродье!
– Ладно, – обманчиво спокойно произнес Кеннис. – Хорошо, не пускай. Тогда я просто подпалю эту хижину. И соседнюю. И вообще всю деревню подпалю. А когда людишки выбегут – устрою кровавую баню.
– Не надо! – воскликнула одна из девушек.
Их было две внутри. Постарше и помладше. И еще их отец, мужчина средних лет, с трясущимся в руках ухватом. И мать, прижимающая к себе младенца. И еще двое детей разного возраста. И скрюченная бабка, шепчущая молитвы незнамо кому.
– Я выйду! – продолжила девушка.
– Не надо! – схватилась за нее мать. – Не смей!
– Он же не может войти! – напомнила ей сестра.
– Бабкиной молитвы напужался! – предположил отец.
– Но он же спалит все!
– Небось не спалит! Огня они смертным страхом боятся!
– Кто они-то, тять?!
– Известно кто! Твари ночные!
Кеннис криво усмехнулся и снял с жердины масляный фонарь. Обычную плошку, в которой плавал горящий фитиль. Покачав ее в руке, он сделал вид, что бросает на соломенную крышу – и в доме все ахнули от ужаса.
– Ну что – поджигать? – спросил он. – Или кто-то выйдет сам? Сразу скажу – бабкой можете не жертвовать. Старики невкусные. Младенца тоже не надо – его мне будет на один зуб.
– Ах ты ж нечисть поганая!.. – замахал кулаком отец семейства. – Никого мы тебе не отдадим!
– Пошел отседова! – присоединилась мать. – Пошел, пошел!..
А бабка, узнав, что для Кенниса она неаппетитна, резко расхрабрилась. Схватила стоящий у двери веник, да как сунула его мертвецу прямо в рожу! Тот молниеносно его схватил, вырвал, чуть не вытащив из дому и саму бабку, но разок ему все-таки по лицу прилетело.
– Не, ну про веник ты все-таки выдумываешь, признайся, – прищурился Бельзедор. – Кто тебе мог рассказать такие детали? Смертных тех ты вряд ли встречал, а Кеннис точно не стал бы.
– Ты даже не представляешь, сколько разных дивных подробностей я знаю, – ухмыльнулся Янгфанхофен. – В конце-то концов, кто я такой, по-твоему? Я Паргоронский Корчмарь, Бельзедор. Я знаю все и про всех.
– Про меня ты ничего не знаешь.
– Ну вот разве что про тебя. И то лишь потому, что ты мой друг, и я уважаю твои желания.
Кеннис выхватил веник, поджег его и замахнулся. Сейчас кинет, сейчас запалит крышу!.. Они в этой деревне сплошь соломенные – займется мгновенно.
