– Какая же ты грубая, – вздыхает Воронцов. – Если ты так же общаешься со своим парнем, не удивлён, что он тебя дина… – сегодня явно не его день. В этот раз незванного гостя перебивает истошный ор и долбёжка обезумевших носорогов в дверь.
Не, не носороги. Всего лишь Лерка.
Начинает ходить ходуном металлическая ручка, но к нам никто не врывается. Замок отважно сдерживает натиск. Я поставила его самолично, едва мы заехали сюда. Мама до сих пор против. Говорит, закрываться – значит отдаляться. Отдаляться я не хочу, а вот беречь личное пространство для меня первостепенно.
Как сейчас, например.
– Открой дверь, идиотка!!! Или я её выломаю! – завывает сводная сестричка.
– Как заголосила на ночь глядя. Видимо нашла подарочек, – хмыкаю я.
– Что за подарочек? – заинтересовались под ухом.
А, блин, я же не одна. На несколько секунд успеваю забыть про наличие рядом нежелательной персоны. И чё с ним делать? На улице Андрей, за стеной его придурковатая дочурка. Вместо кровати у меня диван, под ним не спрячешься. Расчленить и расфасовать по ящикам? Хорошая мысль, мне нравится. Проблема, что нечем. Канцелярский нож вряд ли сгодится для таких целей.
Эх. Раз другого выхода нет…
– Да что ж с тобой сплошной геморрой-то, – понуро вздыхаю, хватая его за шиворот косухи, и волоку к шкафу.
– Да ты гонишь? – хах. Глебу эта затея нравится ещё меньше, чем мне. – Теперь шкаф? В следующий раз я где прятаться буду? Под одеялом?
– Нефиг было притаскиваться, – не без труда удаётся затолкать его в свободное пространство между отъезжающими створками и полками. Там его как раз хватает, чтобы припрятать громоздкие коробки и чемодан, но для человека становится уже тесновато. – Сиди тихо, – приказываю, с глухим стуком задвигая перед его носом стеклянную панель.
– Нет, блин, сейчас начну распевать гимн, – язвит мне напоследок шкаф и затихает.
А в дверь, тем временем, продолжают барабанить. Вот настырная. Прокручиваю до щелчка язычок замка и ко мне влетает нечто. Растрёпанное, с раскрасневшимся, прямо-таки пунцовым лицом и злое, как дворник наутро после тридцать первого декабря.
– Ты контуженная на голову?!? Ненормальная? Что это такое?!? – мне в лицо тыкают сразу с обеих рук.
Спокойно разглядываю суть претензии.
– Ты слепая? Это вантуз. А это твои космы.
Точнее, здоровенный клок волос, который я вытащила из слива. Зрелище малоприятное.
– И что ЭТО делало в моей спальне?!
– Так волосы чьи? Твои. Вот я и вернула тебе твоё добро.
– Ты дура, да?
Надо же, опередила. У меня ведь к ней точно такой же вопрос. Ну ладно, не стану повторяться.
– А сколько раз говорить, курица лысеющая, чтоб ты за собой убирала? Почему я должна это делать?! Как помыться не надумаю, вода стоит намертво. Все трубы забиваешь своим добром. Вот радость копаться в этом дерьме.
Лерку передёргивает. Она даже подпрыгивает слегка, от чего тонкие лямки пеньюара спадают с плеч. Вечно с неё вся одежда сваливается. И когда уже начнёт нормально одеваться?
Мне под ноги летит и вантуз, и малоприятное волосатое перекати-поле.
– Дебилка! И сделай тише! Голова болит от твоей бредовой музыки! – бросают мне напоследок и ушлёпывают обратно к себе, истерично хлопая на прощание. Когда-нибудь от таких психов начнёт осыпаться краска со стен. Или порвётся натяжной потолок.
– Голова может болеть только если она не пустая. Так что кто-то явно утрирует, – брезгливо приподнимаю похожий на паучье логово клок и, как ни в чём не бывало, иду наматывать его на дверную ручку сестры.
