Алла достала из сумочки свой телефон и начала в нем копаться, шустро гоняя пальцем по экрану.
— Так. Сегодня у него занятия до пяти вечера. Вот к этому времени тебе надо придумать, как найти с ним общий язык.
— Алла, я не знаю…
— Никаких «не знаю»! Решай вопрос! Чтобы в пять часов как штык была возле его кабинета!
***
Я была у его кабинета без десяти пять. В голове полнейший сумбур, сердце грохочет, руки трясутся, и нет ни единой мысли, как исправлять ситуацию. Он точно меня пошлет. Вот как увидит, так сразу и отправит в заоблачные дали.
— Что вы здесь делаете? — раздался голос совсем рядом.
Я так была поглощена своими мыслями, что пропустила появление преподавателя.
Он смерил меня отстраненным взглядом и начал отпирать кабинет.
— Я к вам.
— Зачем? — в голосе ни единой эмоции. Робот!
— Начет курсовой работы.
— Пришли каяться? — предположил он, заходя внутрь, а я, не дождавшись приглашения, шагнула следом.
— Нет. Я принесла свою настоящую работу. Распечатала еще раз…
На его лице появилось откровенно скучающее выражение. Сейчас точно выкинет!
— У кого-то нашли готовый вариант?
— Нет. Сама делала. Я могу это доказать.
— Интересно, как? — на самом деле ему было совсем неинтересно. Ему было все равно. Он уже решил, что я лгунья, которая пытается его обдурить.
— Я прямо здесь, при вас, могу написать, как у меня в расчетной части.
— Да вы что? — он позволил себе изобразить изумление. — Здесь? Сейчас? Да еще и при мне? Вот это да!
Каждое слово так и сочилось иронией.
— Да.
— Так уверены в своих силах?
Под этим прямым, как топор, взглядом моя уверенность таяла на глазах, но делать нечего. Хуже уже не будет. Надо карабкаться.
— Я готова попробовать.
Борис Тимофеевич одарил меня еще одним долгим пронзительным взглядом, а потом кивнул.
— Хорошо. Вот вам лист. Вот вам стол, — кивнул на место, прямо перед собой, — сумку кладете вон туда, в угол. Это, — указал на потрепанный курсовик в моих руках, — можете положить вон туда, на самый дальний стол. Никаких телефонов. У вас есть полчаса времени.
Эх ты, е-мое! Полчаса! Да я несколько ночей подряд сидела, пытаясь ее сделать.
Снова пристальный, испытующий взгляд. Белов ждал, когда я сдамся и отступлю.
— Я готова.
Готовности не было вообще. Вся надежда только на память.
— Время пошло, — равнодушно сообщил он и начал проверять студенческие тетради.
Я схватила ручку и принялась торопливо писать. Только бы не запутаться в этих формулах и бесконечных числах!
Сначала шло хорошо. Я идеально помнила начало курсовой. Формулы, допущения, условия. Ручка так и летала над листом, оставляя за собой неровные, рваные строчки. Я даже поверила на какой-то миг, что все у меня получится, но спустя некоторое время воспоминания смешались, я начала путаться в выводах и преобразованиях.
— Можно еще лист? — попросила у преподавателя. Он вместо слов только кивнул в сторону кучи черновиков.
Я схватила сразу стопку и упорно продолжила продираться сквозь ученые тернии.
Шло из рук вон плохо. Я пару раз сворачивала вообще не туда, куда следует, в сердцах все зачеркивала и начинала заново, а на паре моментов психанула так сильно, что смяла лист. По спине градом катился пот, я вся раскраснелась и едва дышала от волнения, но не сдавалась. Продолжала из упорства, из вредности, из желания доказать что-то не только ему, но и самой себе.
— Да ё… — прошипела, когда в очередной раз зашла в тупик со своими умозаключениями.
