Анна сама объяснила лысеющему мужчине средних лет с бородкой эспаньолкой, в тренировочном костюме, что именно ей нужно, проворковала что-то на «птичьем» языке насчет парадрипоста, и направилась в раздевалку. Инструктор облачился в толстую куртку, взял видавший виды эспадрон, на клинке которого было немало зазубрин, а на гарде – вмятин. У него был старомодный шлем-маска с металлической решеткой, которую он оставил поднятой. У Ани маска была современная, «застекленная».
Девушка встала в боевую стойку и, слушаясь инструктора, сделала кончиком клинка несколько кругов и уколов, хотя нужно было ожидать от нее, скорее, ударов. Но, видно, они так договорились. Ее клинок легко проходил защиту и упирался в нагрудник. Минуты через три инструктор перестал «пижонить» и опустил маску, понимая, что дело может принять серьезный оборот. Они обменялись еще несколькими фразами, после чего Анна перешла к решительным действиям, явно намереваясь выбить всю пыль из толстой куртки инструктора, которому не всегда удавалась защита. Ее удары были жесткими, резкими и весьма неожиданными, а каждый очередной выпад она сопровождала вскриком. Несколько человек, упражнявшихся у стенки, остановились, чтобы посмотреть, как идет «занятие», неожиданно превратившееся в настоящий бой. Такого от неизвестной фехтовальщицы, пришедшей «с улицы», никто не ожидал.
Наконец утомленный инструктор показал, что пора сделать паузу, и жадно приложился к бутылке с водой. По краям его лица тек пот, лоб также был мокрым.
Он с трудом подбирал слова, интересуясь, откуда приехала девушка, и кто ставил ей «школу». Услышав «Россия», понимающе закивал головой. Он понял, что у Анны была хорошая школа, и ей просто захотелось размяться, но у него не было достаточно мастерства, чтобы дать ей что-то новое. Из дальнейшего стало ясно, что он интересуется, надолго ли Анна приехала в Париж, и что-то пробормотал насчет Сорбонны.
После «урока» Аня с Николаем заехали перекусить в какое-то кафе неподалеку от студенческого городка. Кушали не спеша, наслаждаясь каждой минутой отдыха, прислушиваясь к тому, как «гудят» ноги, как с удовольствием желудок принимает пищу и питье.
– С чего это ты на него так накинулась? – поинтересовался Николя.
– Инструктор он так себе, средний, но гонора и амбиций – будто десяток чемпионов воспитал! Так что во мне взыграли казацкие гены, а дальше ты сам все видел. Хотя, конечно, мужчина-фехтовальщик должен был бы против меня выстоять.
– А Сорбонну он зачем упомянул?
– Он сказал, что может договориться с кем-то в Сорбонне, чтобы меня пригласили в команду университета. Не стала его разубеждать и рассказывать, как я оказалась в Париже.
* * *
1814 год. Франция. Суассон, 16 марта.
…О Париже знали, что он прекрасен, что любой человек, попавший в него, менялся, приобретал новые, неизвестные даже ему самому качества, становясь ярче, увереннее. По молодости своей офицеры, повзрослевшие в боях и походах, были переполнены юношескими ожиданиями романтики, амурных приключений, до которых, судя по романам, столь охочи француженки.
В авангарде, который шел на Суассон, насчитывалось чуть больше четырех тысяч человек, на приступе потеряли две сотни, но в плен взяли три тысячи шестьсот французов и тринадцать орудий. То была блестящая победа и Андрей Васильчиков, который со своим эскадроном действовал вместе с казаками Чернышева, мог ожидать новой награды. Это был как бы перст судьбы – поручик делом напомнил о себе.
