– Точно бараны бегут, – сказал Фабрицио, с простодушным видом глядя на капрала.
– Заткнись, молокосос! – возмущенно крикнул капрал.
А трое солдат, составлявших всю его армию, посмотрели на Фабрицио такими глазами, словно услышали кощунство. Он оскорбил нацию.
«Ну, уж это слишком! – думал наш герой. – Я это и раньше замечал, у вице-короля в Милане. Они никогда не убегают! Нет! Французам нельзя говорить правду, если она задевает их тщеславие. Но мне наплевать, что они смотрят на меня такими злыми глазами. И я им это докажу».
Отряд двинулся в путь, по-прежнему шагах в пятистах от потока беглецов, катившегося по большой дороге. На расстоянии одного лье от места ночлега капрал и его отряд пересекли соединявшийся с большой дорогой проселок, на котором вповалку спали солдаты. Фабрицио купил тут за сорок франков довольно хорошую лошадь, а среди валявшихся повсюду сабель тщательно выбрал себе длинную, прямую саблю.
«Раз говорят, что надо колоть, а не рубить, – думал он, – эта будет лучше всех».
Вооружившись таким способом, он пустил лошадь вскачь и вскоре догнал капрала, который порядком опередил его.
Покрепче упершись в стремена и придерживая левой рукой саблю, он сказал, окидывая взглядом четырех французов:
– Эти люди бегут по дороге, точно стадо баранов… точно стадо испуганных баранов…
Фабрицио старательно подчеркивал слово бараны, но его товарищи уже совсем позабыли, как рассердило их это слово час тому назад. Тут сказалось различие между итальянцами и французами: у французов натура более счастливая – они скользят по поверхности событий и не отличаются злопамятством.
Не скроем, Фабрицио был чрезвычайно доволен своим намеком на баранов. Отряд двигался полем; болтали о том о сем; прошли еще два лье, капрал все удивлялся, что неприятельская кавалерия не показывается; он сказал Фабрицио:
– Вы наша кавалерия. Скачите вон к той ферме, что стоит на бугре; спросите хозяина, не может ли он дать нам позавтракать за плату. Не забудьте сказать, что нас только пятеро. Если он станет мяться, дайте ему из своих денег пять франков вперед. Не беспокойтесь, мы отберем у него монетку после завтрака.
Фабрицио, взглянув на капрала, увидел на лице его выражение такой невозмутимой важности и даже своего рода морального превосходства, что покорно подчинился. Все прошло так, как предвидел главнокомандующий, только по настоянию Фабрицио у крестьянина не отняли силой те пять франков, которые были даны ему вперед.
– Это мои деньги, – сказал Фабрицио товарищам, – и я не за вас плачу, я плачу за себя: моей лошади тут дали овса.
Фабрицио так плохо изъяснялся по-французски, что его товарищам почудилось какое-то высокомерие в его словах. Это очень их задело, и постепенно у них созрела мысль проучить его, вызвать на дуэль в конце дня. Он казался им совсем не похожим на них, и это их обижало. Фабрицио, напротив, уже начинал чувствовать к ним большое расположение.
Два часа шли молча, и вдруг, поглядев на дорогу, капрал радостно крикнул:
– Наш полк идет!
Тотчас они побежали к дороге. Но, увы, вокруг древка с орлом было человек двести, не больше. Вскоре Фабрицио разглядел в толпе маркитантку: она шла пешком, с красными от слез глазами и время от времени опять принималась плакать. Фабрицио напрасно искал взглядом ее повозку и лошадь Красотку.
– Ограбили, погубили, обокрали! – закричала маркитантка в ответ на вопрошающий взгляд нашего героя.
