– Взлет разрешаю, – сообщил диспетчер. Полоса, подсвеченная цепочками огней, расстилалась перед ними. Горы резко выделялись на фоне вечерних небес.
– Проверимся напоследок, – сказал Львович, беря с приборной панели залинованный чек-лист бумаги со списком проверок перед взлетом. – TCAS31 включена, фары включены, РЛС32 включены, курс взлета соответствует, часы включены, – глаза его бегали по кабине, контролируя, что все действительно настроено правильно.
– Все так! – доложил Миша, дублировавший проверку за капитаном.
– Ну, с богом, ребята… – вздохнул Львович, кладя руку на рычаги управления двигателями и плавно двигая их вперед. – Катманду-Контроль, «Жар-Птица», взлетаю.
Разбегались мучительно долго. Пустой самолет, с минимальной заправкой – и минимальной длины полоса на высокогорном аэродроме. Не лучшее сочетание, хотя и не фатальное. Отрывались чуть не с последних плит. Когда взлетели и убрали шасси и фары, Саша, сидевший в кабине позади пилотов, тихонько выдохнул от облегчения. Встававшая дыбом прическа медленно улеглась обратно на череп.
– Саша, грей чай и обед. Я зверски голоден, – распорядился Батя. – И музыку поставь, пожалуйста!
– Да, мой капитан.
И вот в кабине самолета, вынырнувшего за облака, в последние лучи предзакатного солнца, снова вкусно запахло едой, и зазвучал из динамика уверенный голос:
Мы любили танцевать
Босиком на битом стекле
Умели плавать в соляной кислоте
И ходить по тонкому льду
В своем родном Катманду.
Мы не гуляли по Вселенной
С песней вдоль и поперек
Но можем смело сказать наперед:
Нет места лучше и в раю
Чем родное Катманду
А кто с нами не согласен
Пусть зарубит на носу
Для нас любовь – и Библия, и пища
Но можем дать и по лицу
За родную Катманду
Где солнце в синих небесах
Без одежды и стыда
Исполняет на ура
Танец живота!33
Остаток полета Саша смотрел на ноутбуке научно-фантастический фильм, Эдик играл на телефоне в шахматы, а пилоты, лениво переговариваясь, вели борт над облаками при свете тающей зари и раскаляющегося белого полумесяца. В Дакку борт вернулся уже затемно. Еще на рулении Саша позвонил в ЦУП и спросил про расписание.
– Пятнадцать часов отдыха! – сообщил он, закончив разговор и сунувшись в кабину. – Зато в Индии будем сутки. Говорят, тут лучше не задерживаться, местечко еще то.
«Веселый Роджер» уже остановился на той же стоянке, что и утром, и к самолету подъезжал давешний трап с тем же номером.
– Ресторан нам оплатишь? – ухмыльнулся со своего места Миша.
– Естественно. Завтра просто еды поменьше возьмем на перелет в Индию. И там в ресторан сходим.
– А в Индии мы что делаем?
– Два двигателя оттуда на ремонт потащим в Москву. И какие-то лекарства заодно.
– Ну, по рукам!
Местному супервайзеру, прибывшему на стоянку вместе с экипажным автобусом, Саша вручил заказ бортпитания на утренний рейс, наспех написанный на листке из блокнота. Границу и таможню прошли быстро. Никого не волновали четверо уставших, небритых мужиков со скромными чемоданами. Их микроавтобус долго пробирался через улицы, то погрязшие во мраке и грязище, то залитые светом неоновых реклам, пока, наконец, не замер у входа в Best East Hotel (Four Stars)34.
– Название уже настораживает, – хмыкнул Батя. – Четыре звезды?
– Все сходится, – отозвался Эдик. – Ты, Миша, я и Саша. До завтра – официально четыре звезды!
– Тогда я спокоен.
Когда бортоператор вошел в ванную комнату в своем номере – то с изумлением узрел развороченный белоснежный бок ванны, заклеенный кое-как бесформенным куском белого же линолеума. Было похоже на то, что по ванне когда-то в упор выстрелили из дробовика, после чего попытались ее как-то залатать. Не исключено, впрочем, что так оно и было.
