– Маньяков? – заинтересовался Сильянов. – Вы думаете, этот интересный блондин нападал и на других женщин?
– Не исключено, что он – янтарный маньяк.
– В смысле, желтый? Китаец, что ли? А с виду не подумаешь...
– Да при чем здесь китайцы? Маньяк душит своих жертв янтарным ожерельем. На прошлой неделе таким образом девушку убили. Сегодня наша Мила еле жива осталась. Боюсь, в столице появился серийный убийца, у которого какие-то проблемы с янтарем...
Катя поторопилась выложить все свои мысли по этому поводу. Из прессы она знала, что правоохранительные органы не любят волновать общественность и связывать убийства в серию, до последнего твердят о совпадениях. Но надо же предупредить граждан, вернее, гражданок, чтобы они спрятали свой янтарь в шкатулки. Хотя бы до осени: под пальто все равно не видно.
– Очень интересно... – протянул следователь и достал из своего кейса кожаную записную книжку.
Катя посмотрела на нее в некоторой растерянности. А где же протокол допроса? С печатями и – «с моих слов записано верно». Она же важный свидетель!
– Ерема, опять ты тут вынюхиваешь! – раздался грозный окрик у нее за спиной. – А ну, марш отсюда!
Катя повернулась и увидела... точную копию следователя Сильянова. В таком же костюме. Только вместо дорогого дипломата в руках мужчина держал довольно потрепанный портфель.
– Следователь Сильянов, – представился двойник и сунул ей под нос удостоверение. – Фома Васильевич Сильянов. А этот субъект – мой брат-близнец, Ерема Сильянов, скандальный журналист. Проникает за милицейское оцепление, пользуясь тем, что дала ему природа. А наши ротозеи в форме документы у него спросить не догадываются, хотя я их столько раз предупреждал! Надеюсь, вы не успели выболтать ему тайну следствия?
Катя окончательно растерялась. Что за день такой сегодня? То маньяки, то следователи-двойники!
Фома Васильевич решил на улице не топтаться, а пригласил свидетельницу в кабинет директора архива. Господин Молотов, ввиду чрезвычайных событий на вверенной ему территории, так и не попал на день рождения супруги, а маялся в собственной приемной.
– Вы понимаете, гражданочка, что, пока Людмила Кострыкина в коме, ваши показания – решающие? – строго спросил настоящий следователь.
– В коме? – беспомощно переспросила Катя.
Это слово никак не сочеталось с ее энергичной, улыбчивой коллегой.
– Вот именно. Так что потерпевшую о произошедшем мы спросить не можем. Но вы утверждаете, что застукали гражданина Черкасского в служебном помещении архива как раз в тот момент, когда он душил гражданку Кострыкину?
– Застукала! – кивнула Катя. – Его фамилия Черкасский? И он что, все отрицает? Натворил бед и даже не раскаивается?
– Гражданин Черкасский заявил, что имел место несчастный случай, но никак не преступление. Однако от дачи более подробных показаний отказался. Как вы думаете, то, что вы видели, могло оказаться недоразумением?
– Этот негодяй душил Милу ее же цепочкой! – возмутилась Катя. – А она звала на помощь. По-моему, тут все предельно ясно. Недоразумением я считаю лишь то, что убийцы, особенно серийные, не стали в свое время жертвами абортов.
– Мы проверим причастность гражданина Черкасского к другим преступлениям, – заверил следователь. – А вы, гражданка Чижова, пожалуйста, изложите на бумаге все, что касается нападения на Людмилу Кострыкину.
* * *
– Надеюсь, ты, Чижова, написала то, что от тебя требовал следователь, без грубых стилистических и орфографических ошибок? – озабоченно спросила Надя Копейкина.
