– Чего же здесь не понять. Деньги, что у тебя в кармане халата, необходимо больным вернуть, и чтобы впредь никаких поборов. Всех об этом предупреди. Узнаю, тут же уволю или в прокуратуру сдам. Теперь тебе ясно?
– Нет, – замотал головой Давид, да так, что накрахмаленный его колпак съехал набок, на что Разумовский, словно бы повторяя за скрытым от глаз суфлером, медленно и с нажимом ему объяснил:
– Медицина в нашей стране бесплатная. Заруби это себе на носу, если работать хочешь.
Первыми о революционных изменениях на отделении узнали вкладчики последнего из конвертов, после того, как врач Гогия без каких-либо объяснений вернул им вложенные туда деньги. Причем большинство из них из-за возникших теперь сомнений в благополучном исходе предстоящей им операции охватил нешуточный страх, тогда как коллектив отделения, включая уборщиц, санитарок и медсестер, поступившая информация просто повергла в шок.
Некоторые особо нервные тут же сели писать заявление об уходе, решив для себя, что с такими нововведениями им долго не протянуть. Гогия же, хватанув в ординаторской мензурку чистого спирта, моментально очистившего его помутившееся сознание, решил все же будучи посвященным в скрытые от посторонних глаз пружины и рычаги функционирования родной клиники не торопиться с выводами и дождаться развязки.
Знал о них, разумеется, и сам Разумовский, поэтому, вернувшись домой, закрылся в своем кабинете, понимая, что в нынешнем своем состоянии долго не усидит, и его врачебной карьере, а, следовательно, и финансовому благополучию придет скоро конец, и от одной только этой мысли его бросало то в жар, то в холод, и он заходился сильным грудным кашлем.
После повторного обращения к научной литературе, сопровождаемого долгими и мучительными раздумьями, он пришел к пугающему для себя выводу, что все его усилия тщетны и классическая традиционная медицина ничем ему не поможет, а только больше еще все запутает и уведет не в ту в сторону. Болезнь эта, а в этом у него уже не было ни малейших сомнений, имела иную доселе неведомую науке природу, а ее возбудителем, очевидно, являлся неизвестный науке вирус, передающийся от человека к человеку воздушно-капельным способом, и впору было теперь браться за книги по эзотерике и гадание при свечах на кофейной гуще.
Придя к таким выводам, Иннокентий Сергеевич задался уже иными вопросами, пытаясь понять – где, когда и при каких обстоятельствах он мог его подхватить, а главное, как от него быстро избавиться, однако мозг его до поры до времени ничего выдающегося выдать не мог, пока в прихожей около десяти вечера не раздался звонок, и он услышал из кабинета, как супруга впустила в квартиру какого-то мужика, и тот пьяным голосом стал перед ней оправдываться и извиняться.
К удивлению Разумовского жена повела его за собой в кухню, а когда через пару минут оттуда послышалось бряцание железяк, до него вдруг дошло, что это наконец-то явился обещавший придти еще в субботу утром сантехник, после чего мощнейший выброс адреналина вызвал в его мозгу, как когда-то у Архимеда, мгновенное озарение.
«Ланцов! Вот от кого зараза!» – вскричал он, связав в уме воедино неадекватное поведение начальника ЖЭКа с нынешним своим состоянием, и теперь, чтобы не дать тому отвертеться, необходимо было найти этому неопровержимые доказательства, чем он и занялся на следующий день, отправившись вечером по соседям.
