В середине второго часа, когда он добрался уже до убийств по найму, дверь в аудиторию неожиданно распахнулась, и туда с шумом ввалился одетый в гражданский костюм в стельку пьяный полковник Мухин.
Окинув стеклянным взором аудиторию и высмотрев за преподавательским столом Субботина, он воскликнул: «Наконец-то нашел!», приблизился к нему нетвердой походкой и понес заплетающимся языком какую-то ахинею про помытые им «бабки», вирус, коньяк и писателя Чехова, вызвав этим в аудитории гомерический хохот.
В отличие от студентов, лектор сразу все понял, однако во избежание дальнейшего разрастания скандала подыграл молодежи и со смехом представил происходящее как праздничный розыгрыш, после чего, завершив досрочно занятие, подхватил «юмориста» под руку и повел его к выходу, но тот перед самой дверью успел еще выкрикнуть: «Учитесь, салаги, как раскрывать надо!»
Оставив его в преподавательском туалете, Субботин заскочил за курткой на кафедру и вызвал оттуда по телефону такси, а затем по пожарной лестнице вывел кашлявшего без остановки и порывавшегося высказаться Дениса на улицу, запихнул его в подъехавшую вскоре машину и сел рядом с ним на заднем сидении.
Удерживая его всю дорогу от преждевременных объяснений, он только тогда вздохнул с облегчением, когда спустя сорок минут машина остановилась возле подъезда Дениса, и он доставил его на лифте в безлюдную в тот момент квартиру и закрыл на все замки двери.
Оказавшись в привычной для себя обстановке, Мухин, пошатываясь, прямо в ботинках прошел в гостиную, открыл там дверцу встроенного в электрокамин бара и вынул из него литровую бутыль французского коньяка, но Субботин пресек на корню его устремления и забрал у него спиртное.
Выяснив, что своих домочадцев Денис для их же, как заявил он, спокойствия, отправил в Ессентуки на воды, Субботин отвел его ванную комнату, где заставил раздеться и залезть под холодный душ.
Пока тот под струями ледяной воды приводил себя в чувство, он заварил ему крепкий чай, а когда одетый в махровый халат Денис появился на кухне, не стал его торопить с разговором, давая возможность дозреть самому.
Молча похлебав несколько минут горячего чая, Мухин снова закашлялся, после чего, отставив бокал, признался Субботину:
– Мне теперь, Николаич, крышка. Сил больше нет молчать, хоть вешайся. На службе уже вторую неделю появляться боюсь, больничный себе взял. – Он кивнул головой на стоявшую на полу у окна батарею пустых бутылок. – Думал, спиртным эту заразу прикончу, только все без толку. – Мухин пригладил ладонью влажные волосы и с горечью усмехнулся. – Как же ты развел меня с этим Чеховым, словно стажера зеленого.
– Сомнения в отношении тебя возникли, вот и пришлось их проверить, – объяснил ему без обиняков Субботин. – Жаль, что ты при делах, Денис. Я все же надеялся…
– Зато ты, как всегда, в порядке. Завидую, – перебил его Мухин, после чего поинтересовался, что его связывает с Ланцовым, и Субботин рассказал ему все как есть об их отношениях.
– Повезло же ему с соседом на мою голову, – выслушав его объяснения, усмехнулся Денис и, смочив пересохшее горло чаем, начал повествование.
Как явствовало из него, непробиваемый до того Голубков уже на следующий день после беседы с Ланцовым прибежал утром в Главк и, пребывая в болезненном возбуждении и непрерывно кашляя, огорошил их с Близнюком результатами проведенного ими эксперимента, заявив о своем желании сейчас же вернуть украденные им у вкладчиков деньги и публично по телевизору попросить у народа прощение, что они, разумеется, с радостью поддержали.
