Кирилл ведь так никому и не озвучил теорию катастрофы, предложенную Борисом. Рассказал только о выводах относительно воспроизводства. О том, почему, по мнению старика, все случилось, умолчал. Помнил, как шокировали когда-то его самого горькие слова. «Это бред, — до сих пор внушал Кирилл самому себе, — этого не может быть!» Но, тем не менее, ни одна ночь не проходила без размышлений. Он подолгу копался в институтских архивах. Для того, чтобы сделать выводы, очень во многом предстояло разобраться.
Бутылка незаметно закончилась, и Шелдон вытащил из-под топчана вторую. Но, едва успев налить, настороженно поднял палец.
— Тихо! — и по-адаптски бесшумно выскочил в основной коридор.
Кирилл — следом. Вентиляторы перестали мешать. Стало слышно, как вдали, в глубине туннеля, шумят встревоженные голоса.
— Тебя, небось, ищут, — с укором прошептал Шелдон, — а говорил, не хватятся!
Кирилл выругался.
— Наверное, Олег проснулся. — Была у соседа детская привычка вскакивать среди сна в туалет. — Ты к себе побежишь?
— Да ну! Я уж домой двину. Время-то — почти шесть, затрещались мы с тобой. Не заснуть бы теперь в телеге. А то ж, всхрапну — кобылу напугаю… Выпустишь?
— Идем.
Парни быстро добежали до люка.
— А то давай, останусь? — предложил вдруг Шелдон. — Спалишься, что бухой — так скажу, что это я тебя напоил?
— Да еще не хватало! Меня-то пальцем никто не тронет, а тебе от Германа точно влетит. Иди, все нормально.
— Ну, смотри… Нашим-то передать чего?
— Сталкеру скажи, чтобы выздоравливал. А Ларе… — Кирилл подумал. — Ларе ничего не говори. Просто привет… Скажи, что я ей сам все скажу, когда увидимся.
— Окей. — Шелдон взял под уздцы лошадь. — Бывай, бункерный! Через неделю либо я, либо Рон приедет. Ты уж тогда получше шифруйся.
Кирилл закрыл за Шелдоном люк. И быстро пошел в сторону шумящих в коридоре голосов, пока Олег с Вадимом не перебудили обитателей. Трезвым он себя, конечно, не чувствовал, но случалось бывать и гораздо пьянее.
Рассказывать об этом Вадиму, конечно, не стал, тот и без того так разохался, как будто Кирилл на званый вечер без штанов явился. Кирилл отбрехивался вяло, ему важно было отвести подозрения от Шелдона, а там, как говаривал Джек, хоть трава не расти. Беспрекословно пошел за Вадимом к нему в комнату — «домой» наставник его не отпустил, дабы не смущал «непотребным видом» Олега.
Назидательная речь о вреде пьянства, начатая Вадимом еще в коридоре, плавно перетекла в опостылевшие до смерти вопросы: чего же такого Кириллу не хватает для того, чтобы стать прежним? То есть, прекратить спорить со взрослыми, избавиться от скверных привычек, обретенных в обществе адаптов — громкого смеха, нелитературной лексики и резких движений — и начать, наконец, заниматься тем, к чему бесконечно любящие люди готовили «малыша» с самого детства. То есть, продолжить опыты, связанные с синтезом вакцины, вместо той ереси, над которой он с таким упорством — качество, несомненно, так же перенятое у адаптов, — трудится.
Кирилл, слушавший Вадима поначалу равнодушно, почувствовал, что начинает злиться.
Он ведь не отказывался работать! Он вовсе не собирался сидеть трутнем на шее у тех, кто его вырастил и выучил. Он изо всех сил рвался снова заняться наукой. Наконец-то, любимым делом! Сколько раз в походе мечтал о том, как вернется в Бункер. Как окажется среди знакомых с детства людей — умных, чутких, понимающих. Но вдруг, непонятно почему, эти люди перестали его понимать. А он — их. И дело было даже не в постоянных спорах.
