Подростки не верят в смерть, даже если видели ее не раз. Даже если прощались с погибшими товарищами, такими же гордыми и бесстрашными. Твердая убежденность в том, что ты вечно будешь молодым и горячим, не умрешь и не состаришься никогда, в семнадцать лет особенно сильна. Ребята полны уверенности, что смогут вырваться — в отличие от бункерного, если тот окажется на их месте. Какую участь приготовил им садюга-Толян, пока не знают.
И не узнают. По крайней мере, сейчас. А потом сами спасибо скажут.
— Уводи, — с нажимом повторил Герман.
— Если опять соскочить попытаетесь, — добавил Толян, — одного сожгу! Чтоб двум другим неповадно было. Так и знайте.
Светлые адаптские глаза сверкали ненавистью. Лысый с подручными утаскивали ребят с дороги.
— Месяц — долго, — провожая процессию взглядом, объявил Толян. — Две недели.
Герман покачал головой.
— Бункерному твои бойцы бок прострелили. Пока еще оклемается… Да плюс добраться туда-сюда… Месяц. — На ребят он старательно не смотрел.
— Окей, — согласился Толян. Сам понимал, что Герман будет спешить, как только может. — Месяц. На второй — зажарю. Так и знай.
Недалеко от Ногинска. 23 дня после возвращения. Кирилл
Дождь на улице поливал такой, что с высоты лошадиного роста едва видна была дорога. Лошади шли натужной рысью, копыта вязли в грязи.
— Это везде сейчас так? — перекрикивая хлещущий по капюшону дождь, проорал Кирилл.
Настенный монитор в бункерной столовой отражал дату, время и погодные условия снаружи. Благодаря чему подземные жители знали, что сегодня девятнадцатое января, температура на поверхности плюс тринадцать (по ощущениям — пять), проливной дождь и шквалистый ветер.
— Здесь еще ничего, — донесся сквозь шум голос Германа. — Здесь хоть дорога не совсем убита, верхом проехать можно. А за Пекшей — звездец, как развезло, хрен продерешься. С Крещением Господним тебя.
— Что? — не понял, сквозь ветер, Кирилл.
— С праздничком, говорю! С Крещением Господним. До того, как все случилось, с этого дня крещенские морозы начинались, верующие в прорубь ныряли.
— Зачем?
Герман знакомо дернул плечом — адапты скопировали не только тон и речевые обороты командира. Только вот прибор ночного видения ни адаптам, ни Кириллу теперь был не нужен — а из капюшона Германа выглядывал, напоминая странной формы козырек.
— Не знаю. Вроде, положено.
— Прорубь — это ведь отверстие во льду замерзшего водоема? — покопавшись в памяти, уточнил Кирилл. Перед глазами возникла ледяная переправа на подходе к гарнизону: как это было страшно, лезть в темноте в холодную воду, и как тяжело физически. — Неужели верующие люди…
— Цыц! — оборвал Герман.
Кирилл послушно замолчал и замер. И услышал далекий стук копыт. Рука сама дернулась, расстегивая кобуру. Герман, увидев Кирилла собранным в дорогу по всем адаптским правилам, пожал плечами — «тут ехать-то три часа», но возражать против пистолета и ножа не стал.
— Кто это может быть?
— Без понятия. — Герман тронул ПНВ, поправляя. — Батарея, зараза, садится… — Оружие он выхватил раньше Кирилла.
— Здесь спрячемся? — Кирилл заставил коня перешагнуть ограждение у обочины. — Или дальше уйдем, в лес?
— Здесь.
По голосу Германа сложно было разобрать, удивился он боевой готовности спутника, или озадачился. Но, как бы там ни было, присоединился к Кириллу. Они замерли за ограждением.
— Может, пронесет, следов не увидит, — прошептал Герман. — А может, и вовсе не по нашу душу.
