И второй день, через несколько лет. Давным-давно Синтия услышала слова о любви и готовности отпустить того, кого любишь. Слов она не запомнила, только общий смысл. Потеря – это часть «бухгалтерии» любви, ее единица измерения. Подобно тому как фут состоит из дюймов, а ярд – из футов, любовь состоит из потерь. Проктор только что поступил в университет: то был год его триумфа, когда у него проявился особый дар. Он просил Синтию не ходить, чтобы он не нервничал, но она все равно пришла и забралась на последний ярус трибун, опоясывающих бассейн, рассчитывая остаться незамеченной. Воздух был теплым и влажным. Звуки, раздававшиеся под сводами бассейна, оглушали и сбивали с толку. Далеко внизу блестел идеально ровный прямоугольник неестественно-голубой воды. Синтия ощущала нараставшую тяжесть в груди, рассеянно следя за состязаниями в других видах плавания, пока очередь не дошла до ее мальчика. Заплыв на сто метров вольным стилем. Внешне Проктор выглядел так же, как остальные пловцы: облегающий костюм, очки, серебристая шапочка. Казалось, все они одинаковые, но только он был ее мальчиком и выделялся, как и в тот день, когда она впервые увидела его на палубе парома. Проктор стоял у кромки воды, делал разогревающие движения руками и вращал шеей. Наблюдая за ним, Синтия испытала странное чувство расширения, словно он был продолжением ее самой, колонией или форпостом. Он немного попрыгал, надул щеки и нервно выдохнул. Синтия поняла: сын погружается в себя, как человек, входящий в транс.
По сигналу судьи пловцы заняли места на стартовых тумбах и все как один низко нагнулись, коснувшись пальцами ступней. Зрители напряглись. Пловцы застыли. Секунды казались вечностью. Затем пропела труба; десять молодых, крепких тел взлетели в воздух и скрылись под водой.
У Синтии екнуло сердце.
Ее мальчик плыл по третьей дорожке. Он долго скользил под водой, прежде чем его голова появилась на поверхности. К этому времени Синтия уже стояла на ногах и орала как сумасшедшая: «Давай, давай!» Каждый взмах длинных рук Проктора толкал его вперед, словно сопротивления воды не существовало. Заплыв длился считаные секунды, но Синтии они показались бесконечными. Проктор достиг конца бассейна, перевернулся и поплыл обратно. Два взмаха – и он уверенно вырвался вперед. Вот-вот случится казавшееся невозможным. Синтия кричала во все горло, сердце летало, заряженное адреналином. На ее глазах сын переживал главный момент своей жизни.
Синтия даже не заметила, как окончился заплыв. Проктор коснулся стенки бассейна, а через мгновение оттолкнулся, чтобы взглянуть на табло, где появились его имя и цифры, показывавшие время. Цифры говорили о том, что он победил. Он ликующе вскинул руку и потряс сжатым кулаком, сияя от неподдельной радости. Тогда Синтия еще не знала, что он не только выиграл заплыв, но и установил новый рекорд для стометровки: на две десятых секунды быстрее предыдущего рекордсмена. Соперник Проктора, плывший по соседней дорожке, поздравил его с победой, ударив по растопыренной ладони.
Потом сын отошел, задрал голову и стал внимательно оглядывать трибуны. И вдруг Синтия поняла: его протесты были уловкой. Проктор с самого начала знал, что она придет в бассейн. Ей подумалось, что эта победа – подарок, который он сделал ей. Но едва она встала, чтобы крикнуть ему с высоты, как к кромке бассейна подскочила девушка, сидевшая в другом ряду. Проктор быстро вылез из бассейна, одним движением стянув с себя очки и шапочку. Девушка бросилась к нему и оказалась в его объятиях. Она висела на шее рослого Проктора, не доставая ногами до пола. Никто из них даже не замечал этого; оба были поглощены друг другом. А потом он крепко поцеловал ее, без всякого стеснения. Поцелуй был долгим; зрители на трибунах одобрительно кричали и свистели.
