Партия в шестиугольные шахматы - страница 16



, как Горыныч. Маловероятно, конечно, такие способности, как у Горыныча, редкость, это ж вам не тарелками жонглировать. То есть, пожонглировать-то можно, но, сколько подкинешь тарелок, столько и поймаешь, как бы все эффектно ни выглядело… А здесь дело, по-видимому, серьезное. Поелику странен Арсений Игнатьич, неплохо бы с ним пообщаться, понять его, насколько это возможно. Не верится, что встреча сия просто случайность.

А вот с Руппией у Виталика прямо беда настоящая. Причем из пальца высосанная. Мало ли, что ей, Руппии, показалось, да и не показалось вовсе, так, позлить его задумала. А скорее, Виталик наворотил себе сорок бочек арестантов. А ей и радостно, превосходство свое почувствовала, та еще язва, вся в мамочку. Жалко парня, жалко. Влюбился-то он, судя по всему, давно и крепко. И ведь сколько всего для нее сделал. Но любовь и благодарность у них воистину по разным департаментам проходят. Да и есть ли она, благодарность?

Эх, Руппия! Девочка она, конечно, славная, Иван Владимирович ее с пеленок знает, но упрямая и взбалмошная. Одно имя чего стоит! Здесь, правда, не она виновата, но ведь человек становится похож на свое имя. Виталик поначалу и не знал, что в имени два «п», даже «индианкой» ее называл, а она, знай, плечами пожимала, не снисходила до уточнений. Но тогда ладно, детьми были, а сейчас-то чего из себя строить, худющая, неустроенная, уже за четверть века перевалило, в былые дни, которых не вернуть, такие неликвидами считались, а она все высокомерие свое лелеет.

Иван Владимирович призадумался, даже говорить перестал. Он и не заметил, как все это наговорил, то ли себе, то ли Виталию. Призадумался Иван Владимирович, и Виталий с надеждой на него посмотрел, можно ли уже потихоньку отчаливать.

– Вот что, Виталик, – решительно вывел себя из задумчивости Иван Владимирович, – с Руппией я поговорю, человек со стороны в таких делах часто лишний, но иногда бывает полезен. Тем более, что не такой уж я и сторонний. А этому Арсению Игнатьичу сколько лет-то? С сорок седьмого года. Хм, а рассуждает как-то неподобающе своему возрасту. Чудеса в Новый год, видите ли случались. В Деда Мороза верил. Он, случаем, не сектант какой-нибудь? Хотя вряд ли, больно здраво про атом водорода говорит. Правда, свихнуться на старости лет не штука, бывает, что при этом то, что в молодости учил, остается ясно и по полочкам разложено. И с этим соседствует… Ладно, Бог даст, разберемся. Денег он не просил? Значит, в следующий раз попросит.

Иван Владимирович помолчал, но темы этой не оставил, сильно она его, видать, задела.

– У Руппии мамочка такая же в юности была. В чудеса верила, стихи любила, и при том была практична и расчетлива до скаредности. «Милый сверстник, милый сверстник, в Вас душа – жива! Я ж люблю слова и перстни».

Иван Владимирович всегда был человеком образованным и начитанным. Но, чтоб отыскать, откуда эти строки, потратил в свое время немало усилий, гугла тогда еще не было. А, найдя их, очень удивился. Очень. Досталась же Виталию такая квазиутонченная натура с псевдотонкой организацией. Мужа ее, отца Руппии, тоже зовут Виталием. С ним Иван Владимирович в свое время не один пуд соли на пищу просыпал. Что-то вместе съели, а что-то выбросили. «Три танкиста, три веселых друга». Горыныч, Иван Владимирович да Виталий. А сейчас не поймешь, то ли друзья, то ли просто знакомые. Но все равно, Виталия всегда приятно вспомнить. Человек он добрый и флегматичный. Миролюбив. Статен. Любит играть в шахматы. Учитель как никак. Комедии с незнакомцами всякими не стал бы устраивать, даже обладай он способностями Горыныча. А вот женушка его – вполне могла бы. С другой стороны, сама обидчива, как все женщины. Обидчива и непредсказуема. Взяла вот однажды да исчезла. Уехала. Что тут еще скажешь!