Партизан. От долины смерти до горы Сион. 1939–1948 - страница 7

Молодые мужчины и женщины дежурили поочередно, находясь на поверхности даже во время бомбежек. Главная их цель была – обнаруживать зажигательные бомбы, которые были небольшими, величиной с консервную банку. На месте их падения видны были искры и дым. С обнаружением такой бомбы ее засыпали песком, и, таким образом, избегали пожара. Горы песка были насыпаны во дворе, на лестничных площадках и на чердаке дома. Мы, группа детей, присоединились к взрослым дежурным, и нередко первыми обнаруживали дым, поднимающийся с чердака или угла двора, и гасили бомбу. В дни осады на наш дом упало пятнадцать зажигательных бомб, и все мы обнаружили и погасили. Обнаружение бомб и их гашение превратилось для нас в некий вид спорта, и мы соревновались в том, кто первым обнаружит бомбу. Больше всего мы боялись фугасных бомб, которые приносили большой урон домам, погребали людей под обломками, но против этих бомб мы были беспомощны.

Ночью прекратились налеты и безмолвие смерти, опустилось на город, изредка прерываемое эхом пушечной стрельбы и шумом шагов патрулей по улице. Часы эти давали отдых напряженным до предела нервам, и люди выходили из подвалов, поднимались в свои квартиры, проверяли, что там произошло, и затем немного оставались на улице. Абсолютная тьма господствовала в осажденном городе: электроснабжение города было выведено из строя налетами, и запрещено было зажигать огонь, который можно был засечь снаружи.

Молитва в канун еврейского Нового года – Рош Ашана – в синагоге "Мория" была перенесена на более раннее время, чтобы завершить ее до наступления темноты. Молиться пришли многие из жителей округи. Укутанный в талес, мой отец открыл праздничную молитву. Вид синагоги не походил на прежние годы, когда он был полон молящихся, пылали сотни свечей, царило праздничное настроение. Теперь виднелись разбитые стекла в окнах, осколки стекла на полу, не было никакого освещения, людей было мало, и все они были охвачены страхом. Ощущалось какое-то единение десятков людей, которые использовали перерыв между налетами после полудня, и пришли на праздничную молитву в осажденном городе, в котором пылали пожары. Когда мы дошли до половины молитвы, послышался гул самолетов. Грохот мощных взрывов доносился со всех сторон, главным образом, из северных районов города. Мой отец продолжал молитву, немного колеблясь, но люди в панике стали покидать синагогу. Я молился про себя, чтобы отец прекратил молитву. Я дрожал от страха, что в любой момент дом может обрушиться (Синагога была на втором этаже). Когда мы остались совсем одни, я потянул отца за талес, и дрожащим голосом попросил его прекратить молитву. Сестра Рахиль прибежала из подвала, и ее умоляющий голос повлиял на отца. Мы спустились в убежище.

В тот же день, за два часа до наступления темноты, был один из самых жестоких и продолжительных налетов на город, особенно, на северные его районы, где были сосредоточены наиболее густо заселенные еврейские кварталы. Казалось, что немцы пытались нанести им непоправимый ущерб именно в канун праздника Рош-Ашана. На следующее утро любопытство погнало меня наружу, чтобы увидеть город после налетов. Я сумел выскользнуть из-под надзора родителей, которые запретили мне покидать убежище, взобрался на чердак соседнего дома, который был намного выше нашего. Я видел столбы дыма над многими кварталами. В разных местах виднелись разрушенные дома. Я спустился и пошел в сторону улицы Налевски. На улице было много людей, несущих вещи, охваченных страхом и паникой. Это были те, кто спасся из разрушенных и горящих домов, и теперь искал укрытие для себя и своих детей. Вдалеке виднелись люди, несущие на носилках раненых в места, где собирали всех, получивших ранения. Убитых погребали в парках, превратившихся в кладбища. Несколько десятков людей занимались извлечением раненых и погибших из-под обломков.