Партизаны. Записки преемника Сталина - страница 6

Я принял Розина. Он пришел ко мне со всеми своими работами и свитком чертежей и схем. Он не знал о моих предварительных беседах по его идеям и поздоровавшись, чрезвычайно волнуясь, сказал: «Если вам не сказали еще, что я сумасшедший и хожу в плену у маниакальной идеи, то наверняка вы об этом услышите. Я добивался вашего приема, чтобы рассказать вам, как новому руководителю и непредубежденному человеку, о некоторых, имеющих важнейшее значение вопросах разведки полезных ископаемых. Скажите, сколько я имею времени, чтобы изложить свои вопросы?»

Я постарался успокоить его, попросил не беспокоиться о времени. И он много чего рассказал мне об истории геолого-поисковых работ в Белоруссии, особенно в 1930 году, когда они проходили при скудных средствах. Бурение, например, проводили ручным способом до глубины 40–50 метров. Проводившиеся в 1937–38 гг. по инициативе Розина маршрутные геологические исследования, обобщение ранее накопленных материалов (А. М. Розин, 3. А. Горелик, А. П. Авкентьев, Г. В. Богомолов) на соленосность и нефтеносность позволили сделать вывод, что южные районы БССР, являясь продолжением Днепровско-Донецкой впадины, имеют соленосные и нефтеносные отклонения. Эти выводы можно было подтвердить только глубоким бурением.

То, что изложил профессор, произвело на меня сильное впечатление. Я рассказал о беседе членам бюро ЦК. Было решено поддержать Розина и группу названных геологов. Благодаря нашему вмешательству было получено буровое оборудование. Первую скважину заложили вблизи деревни Давидовка бывшего Домановичского района. В конце 1940 года, на глубине 844 метров была обнаружена вершина соляного купола. До 1010 метров бур шел в слое соли.

Вскоре после освобождения Западной Украины и Белоруссии возник вопрос об административной границе между этими освобожденными областями. Согласно постановлению Верховного Совета СССР от 1-го ноября 1939 года, Верховный Совет Украинской ССР должен был представить на рассмотрение Верховного Совета СССР проект разграничения западных районов и областей между Украинской ССР и Белорусской ССР. То же поручалось и Верховному Совету БССР.

Я не думал, что в этом деле могли возникнуть какие-либо осложнения. Этнографическая граница была довольно ясной, она шла с востока на запад несколько южнее Пинска, Кобрина и Бреста. Эта граница между Украиной и Белоруссией или, вернее, освобожденными западными областями этих республик должна была быть утверждена высшими органами СССР.

Как-то осенью 1939 года из оргинструкторского отдела ЦК мне сообщили, что Н. С. Хрущев[1] уже подготовил и внес в ЦК свои предложения о границе для внесения их на утверждение в ЦК ВКП(б), а от ЦК Белоруссии предложений не поступило. Я сказал, что если Хрущев разработал и внес эти предложения значит, нужны и наши, чтобы затем принять общее решение. Работник ВКП(б) отметил, что можно, конечно, поступить и так, но ЦК Белоруссии должен хотя бы представлять, что это за предложения, поэтому он пошлет их нам для ознакомления. Через день мы их получили.

Проект Хрущева о границах нас всех просто ошеломил, и в этот же день было созвано заседание бюро ЦК, чтобы обсудить его, выработать к нему свое отношение и подготовить контрпредложения.

Согласно подготовленному проекту, граница между западными областями должна была пройти значительно севернее естественной этнографической, как ее принято было считать, настолько севернее, что Брест и Пружаны, Пинск и Столин, Кобрин и Лунинец, так же, как и большая часть Беловежской пущи, должны были уйти к Украине.